Читаем Симплициссимус полностью

Симплициссимус

Ганс Якоб Кристоф Гриммельсгаузен , Ганс Якоб Кристоффель фон Гриммельсгаузен

Приди, друг ночи, соловей,^{34}Утешь нас песнею своей!Пой, милый, веселее!Воспой творца на небесах,Уснули птицы на древах,Один ты всех бодрее!Громкой трельюГрянь над кельей, пой свирельюСлаву многуБогу в небе, в вышних богу!Хоть солнца луч погас давно,Но нам и ночью петь вольно,И тьма нам не помеха!Восславить бога средь щедротИ им ниспосланных доброт —Отрада и утеха.Громкой трельюГрянь над кельей, пой свирельюСлаву многуБогу в небе, в вышних богу!Пой нежно, как поют в раю,Подхватит эхо песнь твою —В ней неземная сладость.Кто бренной жизнью утомлен,Воспрянет, песнею взбодрен,И внидет в сердце радость!Громкой трельюГрянь над кельей, пой свирельюСлаву многуБогу в небе, в вышних богу!Безмолвны звезды в небесах,Но ведом звездам божий страх —Во славу бога светят!В лесу сова в полночный час,Хвалы заслышав сладкий глас,Хоть воем, да ответит.Громкой трельюГрянь над кельей, пой свирельюСлаву многуБогу в небе, в вышних богу!Так пой, любезный соловей!Баюкай песнею своей!Заснем мы сном блаженным!А поутру зари восходОтраду сердцу принесетВ лесу преображенном!Громкой трельюГрянь над кельей, пой свирельюСлаву многуБогу в небе, в вышних богу!

Среди такого продолжающегося пения поистине мнилось мне, как если бы соловей, также сова и далекое эхо соединились с ним в лад, и, когда бы мне довелось услышать утреннюю звезду или умел бы я передать ту мелодию на моей волынке, я ускользнул бы из хижины, дабы подкинуть и свою карту в игру, ибо гармония та казалась мне столь сладостной, но я заснул и пробудился не ранее того, как настал полный день и отшельник, стоя возле меня, говорил: «Вставай, малец, я дам тебе поесть и укажу путь из лесу, чтобы ты вышел к людям и до ночи пришел в ближнюю деревню». — «А что за штука такая люди и деревня?» Он сказал: «Неужто ты никогда не бывал в деревне и даже не ведаешь о том, что такое люди или, иным словом, человеки?» — «Нет, — сказал я, — нигде, как здесь, не был я, но ответь мне, однако, что такое люди, человеки и деревня?» — «Боже милостивый! — вскричал отшельник, — ты в уме или вздурился?» — «Нет, — сказал я, — моей матки и моего батьки мальчонка, вот кто я, и никакой я не Вуме, и никакой я не Вздурился». Отшельник изумился тому, со вздохом осенил себя крестным знамением и сказал: «Добро! Любезное дитя, по воле божьей решил я наставить тебя лучшему разумению». Засим начались вопросы и ответы, как то откроется в следующей главе.