Симптомы счастья (сборник)

В городе чуть лучше. Окна на запад. Вечером солнце передвигается от подоконника до середины коврика, на уровне фотографического портрета папеньки, такого мутного, что сомнения берут – папенька ли это? По левой стене книжные полки, шкаф, тоже с книгами, неработающая радиола на тумбочке, сундук со старыми журналами. По правой стене – письменный стол, дополнительно расширенный с помощью доски. Гришин стол. На столе груды нужных и ненужных вещей – прибор для измерения давления (подарок из Израиля, первый и практически последний), именующийся у них просто «прибором», лекарства в двух обувных коробках, все без исключения пахнущие валерьянкой, старинная шкатулка, пахнущая детством, стопка книг, три пары разнообразных очков, причем две – Левушкины. На подоконнике тоже книги, лекарства, письма, чайная чашка, фиалка в детском ведерке.

В окне виден «сталинский» дом напротив, через проезжую часть, его аварийные, заваленные хламом, балконы. На один изредка выходит покурить толстый мужчина в полосатом халате. Парит над гудящей улицей. Машин с каждым годом все больше и больше. Мужчина за годы наблюдения постарел на глазах у Елены Михайловны, халат перестал сходиться на животе.

А сейчас неизвестно, жив ли он, из положения лежа дом напротив не видно. Сколько ж она тут лет уже?

А раньше у окна стоял ее письменный стол, а кровать – справа. Гриша работал в кабинете, через стену с другой стороны…

Теперь с кровати отчетливо виден только угол соседского балкона с неиссякаемыми простынями на выпрошенных Надей проволочных струнах. Елена Михайловна не раз слышала, как она выговаривает Левушке. Неисправима! Быт, быт и еще раз быт. Все разговоры в эту сторону!

Батареи в квартире заполнены отполосканными от мочи тряпками, трусами и рейтузами. Бедная Надя, все руки отстирала! Марина Семенна со своим радикулитом отказалась, ее жалели и вообще не в прачки же нанимали. Лева всегда занят: «Я сам постираю в два счета!» Не того боялась! Боялась рака, болей, операций, а пришла беспомощность. Пыталась как-то помочь, выдирала из-под себя сырую пеленку, кидала в жестяной таз под кроватью. Только хуже! Вместе с пеленкой сдвигалась под задом клеенка, к утру промокала большая простыня и матрас. Надя перед работой ползала по полу, вытаскивая из-под кровати сырое белье, одновременно выкрикивая Марине Семенне необходимые инструкции. (Тоже стала орать!) Елена Михайловна с отвращением наблюдала Надин седой пробор на рыжей голове и сгорбленные тощие плечи.

Потом наконец свершилось! Целый день чем-то грохотали в квартире, ей деликатно прикрыли дверь. Вечером мимо унитазов и козел протиснулся с коляской Левушка. Лицо у него было загадочное и радостное. «Сережа приехал?» Лицо погасло, потом опять прояснилось. «Мама. Мы тебе не говорили. Давай я тебя подсажу сейчас и свожу посмотреть». Оказалось, купили стиральную машину. А Елена Михайловна думала – Сережа приехал… Автомат, что за название? Бывает телефон-автомат, бывает автомат в смысле оружия. Эта якобы сама стирает, автоматически. А у старой, круглой, что – ручку надо крутить, как у шарманки? Старую, круглую Надя называла печкой. На ней в ванной стояли сложенные в стопку тазы. Снизу – самый старый, с облупившейся желтой эмалью, дальше пара пластмассовых, с самого верха – новый, неприлично яркий, разве что для стирки райских птиц.

Теперь убрали из ванной вообще весь древний хлам. Шаткую в облупившейся краске тумбочку заменили новой, из белой пластмассы, вынесли безногую табуретку, тухлое мочало из-под раковины. Елена Михайловна, всегда чувствительная к запахам и не утратившая, к сожалению, этой особенности с началом мочевой эпопеи, присоединилась к общему ликованию. Чистота, красота. На полу голубой резиновый коврик с дельфинами. На почетном месте – белоснежный куб с глубоким иллюминатором. Народ расступился, и красоту предъявили Елене Михайловне.

Надя сияла, Марина Семенна все переспрашивала насчет цены. Громче всех радовался Левушка, чуть на одной ножке не прыгал! «Мама, это просто фантастика какая-то! Закладываешь, включаешь, и можно уходить! Надя, ты представь, как это удобно. Тут разные режимы, мы уже пробовали!» Надя счастливо кивала и привычно прикрывала уши ладонями. Конечно, любимая Наденька не будет больше тереть усталыми широкими ладонями отвратительные обсиканные тряпки его матери, а будет просто кидать их в машину и уходить на работу. Он всю жизнь трясется над женой как не знаю над чем!