Симулякр

Надо сказать, поражённых хватало и без меня. К миллениуму одна лишь Западная Сибирь приросла десятком-другим миллионов высланных с основных мест проживания, да и Восточная мало в чём ей уступала. Особенно когда объявили ВБАМ. Возрождённую магистраль прежней выделки, заброшенную и забытую, решено было восстанавливать всем миром, чтобы подкачивать всенародный залежный ресурс ближе к Главным Центрам Народного Потребления – ГЦНП. Кроме Москвы и Ленинграда таких центров теперь образовалось два: в районе Калининграда, всё ещё несправедливо отделённого от Большой Земли, и в Светлорусской губернии, неподалёку от границы с Литувой, но и так, чтобы поближе к вражеской Польше и непреклонной Окрайне. Так уж неудачно вышло, что в своё время Прибалтийская зона обрела преступную независимость, но на деле она же со всеми потрохами отошла во владение наших западных партнёров. Там мы и поставили по реактору, по заводу переработки ядерных отходов и заодно, до кучи, разместили боеголовки на подходящих ядерных носителях – для отражения и контроля за врагом со стороны всё тех же западных коллег. Правда, говорят, пустые. По остальным направлениям главного будущего удара, а именно – Китай, Япония, Ближний Восток – опасность была меньшей, особенно по китайскому направлению. В основном из-за того, что руководство строительством ВБАМа как раз осуществлялось при помощи этого соседнего дружески настроенного государства. Однако сразу после прихода к власти Верховного Правителя Капутина внешняя политика ВРИ заметно изменилась в сторону отрицания основ взаимодействия. (Доктрина ООВ). Там, где дружили, стали осторожничать. А где ненавидели – продолжали ненавидеть, но уже с особой новой силой, подкреплённой напоминаниями о ядерном потенциале. Такая уж доктрина, ничего не поделаешь.

– Один, значит? – Ондатровый потёр переносицу и заметно оживился, – это хорошо, что один. И что ты… – он тут же поправился, – что вы… такой, ну… в этом немного, как бы сказать… одичавшем состоянии.

– Слушайте, а вы зачем пришли, я не понял? – спросил я вдруг неожиданно для себя. Слова выскочили бесконтрольно, я их не хотел.

– Вы лучше собирайтесь, товарищ, а мы тут пока немного осмотримся, – вместо ответа произнёс барашковый. – Кстати, есть что-нибудь вроде домашнего фотоальбома или, может, в компьютере вашем насчёт вас же самих? Переписка с друзьями-знакомыми, фото разные, старые, новые, всякие. Видео, может, заодно?

– Так всё же обыск? – враз погрустнел я. – И ордер принесли? Или так будете, без него?

– Да нет, – отмахнулся ондатра, – это мы для порядка. Всё уже решено и так.

– Служба, – добавил барашек, – сами понимаете: раз есть приказ, надо выполнять, а как иначе? Кстати, разрешение на внутрисеть имеем? Хотелось бы взглянуть. А то сами ж знаете, нарушений море, не успеваем фиксировать. А так, заодно с делом уточним, чтоб дополнительная ясность по вам была. По вас. Нет, по вам.

Оба, скинув одинаковые пальто, не сняли шапок, предпочитая не обнажать головы перед чёрт знает кем. Да и меж собой так понятней – субординация и контроль.

– Оно у меня ещё в позапрошлый год закончилось, – сконфузился я, – а больше не подавал, я же, по сути, безработный, всё равно откажут. Здоровье лечу, группу инвалидности имею. Почечные дела, знаете ли, – в армии отбили одну, а потом удалили, ещё до ВРИ. А другая не справляется, хандрит. Так и живу без ничего, на одной паршивой.

– Ну до ВРИ что было, то смыло, – хмыкнул барашек, перебирая старые фотографии, – не только вы один от тех злодеев пострадали. До ВРИ вон каждый со своим персональным телефоном в кармане ходил и названивал куда хочу да кому хочу. Это вам почище почки будет, разве не так? – В этот момент он всматривался в крупный план Моисея Наумовича, в гимнастёрке, улыбающегося возле самоходной гаубицы. Затем покрутил в руках учебник по сопромату с небольшим дедушкиным портретом на задней обложке, после чего перевёл взгляд на меня.

– Деда?

Я кивнул:

– Умер в 94-м.

Он отложил Моисея Дворкина и взялся за Анну Аркадьевну времён тылового Свердловска.

– Кто? Где?

– В 93-м, – ответил я, – онкология.

– Ясненько… – пробормотал каракулевый и принялся копаться дальше.

– Если вы родню ищете, то не тратьте время, – подсказал я, обращаясь к обоим, – никого нет, все умерли. Была ещё бабка и прабабка. Но те ушли ещё раньше.

– Жена? – неопределённо кивнул ондатровый, – Есть? Была? Намечается? Или подруга, может, из случайных? Ну или просто что-то более-менее постоянное из женского.

– И дети, ежели чего, – вспомнил вдруг каракуль, хлопнув ладонью по лбу, – внебрачные там, приёмные, любые остальные. Какие старше 3-х лет – сюда их, в опись.

– Из постоянного – предострый гломерулонефрит правой почки, – чётко и уже с лёгкой веселинкой в глазах отрапортовал я, поскольку это было печальной, но разящей правдой. А ещё понял вдруг, что – не зэк, не лишенец и не поражённый. Однако имелось что-то ещё, о чём, несомненно, были в курсе оба охранных сыскаря, но сам я не имел ни малейшего представления. – Остальное всё временное, – закончил я фразу, – да и то в прошлом.