— Я бессильна. Тебе нужен Фанат. Не знаю как ты сможешь с ним договориться, да и захочет ли он общаться с тобой вообще, но свою часть работы я сделаю как надо — я сведу вас.
— Когда?
Никта пожала плечами.
— Кто знает. Он вечно занят. Постоянно погружен в работу. Грязную, неприятную, но ведь кому-то надо ее делать, правда?
— Не понимаю о чем вы.
Она ухмыльнулась.
— Все придет со временем. И он тоже. Не торопи события.
— Профессор сказал, что я должен торопиться.
— Иванов? Не слушай его. Он слишком стар, поэтому ценит время немного больше, для него оно течет быстрее, чем для остальных. Это парадокс возраста — чем старше становимся, тем больше его не хватает нам. Не торопись. Пусть все течет своим чередом. Однако и тебе кое-что необходимо усвоить: то, что ты стремишься познать гораздо сложнее, чем ты думаешь. Это территория других сил, другого порядка. Там числа не имеют значения, там время бежит по-другому. Там запросто можно забыть кто ты и для чего прибыл. Это омут. Может когда-нибудь тебе станут понятны мои слова, но сейчас я вижу ты в недоумении.
Ребенок продолжал крепко спать никак не реагируя на все продолжавший звучать громче и громче голос уже немолодой, но все еще хорошо выглядевшей женщины. Супруга отрешенно поглядывала в окно. Солнце окончательно спряталось за горизонтом и последние лучи небесного светила утонули в наступившем мраке.
— Всякое можно постичь, но не всегда оно идет на пользу.
— Вы слишком часто меня предупреждаете словно отталкиваете меня от задуманного.
— Скрывать не буду — это очень опасно. Но ты мне нравишься. Мне даже понятно почему ты так рьяно стремишься заполучить это знание. Но тебе стоит дважды подумать нужно ли оно тебе.
— Я хочу вернуть свою семью, — прошептал Хьюго, повернув взгляд в сторону своей жены.
— Но ведь они и так здесь, — удивленно ответила Никто.
— Нет, — холодно отозвался доктор. — Это не они. Я знаю это. Это все бред. Дурман. Очень явный, почти неотличимый, но все еще зыбкий, как песок. Ты вроде держишь его в руках, а он все равно просачивается сквозь пальцы. Мне нужно нечто большее, чем это.
— И как далеко ты готов зайти?
— До самого конца.
— Это может быть чревато.
— Черт с ним. После смерти семьи меня уже мало что держит на этом свете. Я хочу…
Хьюго встал на ноги, выпрямился и подошел к Никто.
— Я хочу увидеть их. Не этот мираж, настоящих. Живых.
Женщина молча провела его взглядом и только когда ее и его взгляд встретились, ответила.
— Тебе определенно нужно к Фанату. Я поговорю с ним. Устрою вам встречу. Он будет чертовски зол, что я отвлекаю его от работы, но для меня он сделает исключение.
— Когда?
— Он сам тебя найдет. Будь готов и не торопись. Всему свое время.
Ребенок проснулся. Громкий плач смешался с детским плачем, разлетевшимся во все стороны, как осколки после взрыва.
— Мой маленький. — Никто подошла к нему и взяла на руки, — ну разве он не прелесть, Хью. Все что тебе нужно уже рядом с тобой. Не будь дураком, соглашайся! Второго раза может и не быть.
— Я хочу встретиться с Фанатом.
— Тихо-тихо, мой маленький…
— Вы слышали меня!?
— Ты увидишь его. Бог ты мой, Хью, ты первый человек, который так упорно ищет с ним встречи, надеюсь, что когда он явится к тебе, ты не передумаешь, ведь он не любит пустых разговоров и уж тем более бессмысленных встреч.
Потом она замолчала и вместе с ней замолчал и ребенок.
— Утро вечера мудренее. Иди домой, Хью. Ты получишь желанную встречу. Совсем скоро. Очень скоро.
VII
Часы пробили чуть позже половины седьмого. Солнце еще едва-едва показывалось из-за горизонта, а рабочая группа, возводившая соседний небоскреб, уже собиралась на строительной площадке, раскладывая принесенный инструмент на недостроенной части и готовясь к началу рабочего дня.
Мастиф лежал рядом. Косматая морда упиралась в грудь Хьюго, в полудреме пытавшегося наконец заставить себя подняться с кровати и продолжить работу.
Прошлая ночь прошла в поисках нужного ингредиента. Вернувшись к себе в кабинет, получив заверение от Никто, доктор словно воспрял духом, предчувствуя скорую встречу с, наверное, самым важным человеком, ответы от которого в обязательном порядке должны были помочь ему в поисках нужного вещества.
Сил почти не было. В груди жутко болело, голова кружилась и даже сейчас, когда он таки сумел подняться и сесть на край потрепанной кровати, в глазах резко потемнело. Давление давно беспокоило его, сердце трепыхалось в груди, вена на лбу вздулась, как почка весной. Хотелось есть, пить, спать; хотелось всего и сразу, однако ноги, управляемые какими-то иными силами, потащили мертвецки уставшего доктора прямиком к лабораторному столу.
В кабинете царил хаос, мерзкий табачный дым въелся, казалось, во все, что только можно. На полу валялись разорванные бланки, исписанные неразборчивым почерком листы, остатки еще недавно целых и полных колб и мензурок, кое-где виднелись беленькие пилюли сильнодействующего обезболивающего, упаковку которого Хью давно хранил в своем запирающимся на кодовый замок сейфе.