Симулякры и симуляция

«Модель» гипермаркета может, таким образом, помочь в понимании того, что подразумевается под концом модерности. Крупные города были свидетелями возникновения в течение приблизительно столетия (1850–1950), поколения «современных» универсамов (многие из них так или иначе имели в названии слово «модерн»), но эта коренная модернизация, связанная с модернизацией транспорта, не нарушала структуру города. Города оставались городами, тогда как новые города превращаются в сателлиты гипермаркета или торгового центра, которые обслуживаются запрограммированной транспортной сетью и перестают быть городами, чтобы стать агломерациями. Появился новый морфогенез, который принадлежит к кибернетическому типу (то есть воспроизводящий на уровне территории, жилой зоны, зоны движения сценарии молекулярного управления, вытекающие из генетического кода) и по своей форме является ядерным и сателлитным. Гипермаркет выступает в качестве ядра. Город, даже современный, уже не поглощает его. Именно гипермаркет определяет ту орбиту, по которой движется агломерация. Он служит имплантатом для выполнения новых функций, как это иногда бывает ещё с университетом или заводом, но не с заводом XIX века или заводом, вынесенным из центра, который, не нарушая орбиту города, размещается в пригороде, а со сборочным автоматизированным заводом, с электронным управлением, то есть с заводом, полностью соответствующим детерриториализированному производственному процессу. В случае с этим заводом, так же как с гипермаркетом или новым университетом, мы больше не имеем дела с функциями (торговлей, работой, получением знаний, досугом), которые автономизируются и перемещаются в другое место (что характерно ещё для «современного» развёртывания города), но с моделью дезинтеграции функций, индетерминации функций и дезинтеграцией самого города, который переносится за пределы города и представляется как гиперреальная модель, как ядро синтезированной агломерации, которая уже не имеет ничего общего с городом. Эта негативная сателлитизация города обозначает его конец, даже города современного, как детерминированного, выраженного в качественной форме пространства, как оригинального синтеза общества.

Можно было бы считать, что эта имплантация отвечает рационализации разных функций. Но на самом деле с того момента, когда функция гиперспециализируется в такой степени, что её можно спроектировать на местности с нуля и сдать сразу «под ключ», она теряет свою собственную целесообразность и становится чем-то другим: полифункциональным ядром, совокупностью «чёрных ящиков» со сложной системой ввода-вывода, средоточием конвекции{115} и деструктурации{116}. Эти заводы и эти университеты больше не являются ни заводами, ни университетами, и гипермаркеты уже не имеют ничего общего с рынком. Они чужеродные новые объекты (совершенной моделью которых, несомненно, является атомная электростанция), которые излучают своего рода нейтрализацию территории, мощь апотропии, которая, скрываясь за внешней функцией этих объектов, безусловно, является их фундаментальной функцией: гиперреальность функциональных ядер, которые больше не являются таковыми. Эти новые объекты являются полюсами симуляции, вокруг которых производится, в отличие от прежних станций, заводов или традиционных транспортных сетей, нечто иное, чем «модерность»: гиперреальность, одновременность всех функций, без прошлого и без будущего, операциональность, направленная во все стороны. А также, несомненно, кризис или даже новые катастрофы: события мая 68-го года начинаются в Нантере, а не в Сорбонне, то есть в том месте, где впервые во Франции гиперфункционализация центра получения знаний «за городскими стенами», детерриториализация, способствовала потере интереса, потере функциональности и целесообразности этих знаний в программируемом неофункциональном целом. Именно здесь взяло своё начало новое оригинальное насилие, ставшее ответом на орбитальную сателлитизацию модели (знания, культуры), чей референт утрачен.

Имплозия смысла в средствах информации

Мы находимся в мире, в котором становится всё больше и больше информации и всё меньше и меньше смысла. В связи с этим возможны три гипотезы.

• Либо информация продуцирует смысл (негэнтропийный{117} фактор), но оказывается неспособной компенсировать резкую потерю смысла во всех областях. Попытки повторно его инъецировать через возрастающую интенсивность и число медиа, месседжей и контентов оказываются тщетными: потеря, поглощение смысла происходит быстрее, чем его повторная инъекция. В этом случае следует обратиться к производственному базису, чтобы заменить терпящие неудачу медиа. То есть к целой идеологии свободы слова, средств информации, разделённых на бесчисленные отдельные единицы вещания, или к идеологии «антимедиа» (радиопираты и т. д.).