Символисты и другие. Статьи. Разыскания. Публикации

«Я очень, очень рада вашей дружбе с моим Юрой, – писала мать Сидорова М. Ф. Власовой 26 октября 1908 г., – и конечно, за ваше такое хорошее чувство к моему юноше – единственному сокровищу моей жизни – вы стали мне еще милей… ‹…› Спасибо вам за него, спасибо, что любите его; он и сам вас любит».[564] Последующие письма М. Сидоровой к Власовой – единственные, видимо, непосредственные сохранившиеся документальные свидетельства о болезни и смерти ее сына.

17 декабря 1908 г. Сидоров (как явствует из его письма к М. Власовой, датированного этим днем)[565] приехал к матери в Калугу, намереваясь прожить там до конца января или начала февраля. В Калуге он приступил к работе над прозой (сохранился черновой набросок под заглавием «Повествование Сфинкса»[566] – новая вариация на волнующую его «египетскую» тему), к чтению сборника статей памяти Вл. Соловьева (Вопросы Философии и Психологии. 1901. № 56) и книги В. Л. Величко «Вл. Соловьев. Жизнь и творения» (СПб., 1902).[567] 11 января М. Сидорова написала М. Власовой «по просьбе Юры»: «… он лежит в сильнейшем жару, с 40,1 градусной t’рой. Вчера пришел от всенощной и жаловался, что болит горло, ночью уже весь горел, сегодня целый день не может встать с постели, все время очень высокая t’ra ‹…›». В письме от 14 января – врачебный диагноз: «…“ложный дифтерит” или “гнилостная жаба”. Страдает очень. Улучшения пока нет»; 15 января: «… почти все время в забытье, на голове – лед, сильно болит и голова и горло»; 16 января: «… бред, галлюцинации, почти все время полузабытье». Следующая записка – недатированная; безусловно, от 21 января 1909 г.: «Он умер, моя девочка. Завтра в 9 утра отпевание в Маленьком Соборчике. Сегодня в 4 часа дня вынос из дома туда же в закрытом гробу. Иначе нельзя. К нам – нельзя. Сидорова».[568] Другие заболевшие дифтеритом, унесшим жизнь Юрия Сидорова, поправились; как сообщила позже его мать А. К. Виноградову, в квартире их сделана самая тщательная дезинфекция: «… сожжено все, что было на мне, на Юре, его постель, и проч.».[569]

Неожиданная смерть юноши-поэта потрясла его знакомых и друзей. Андрей Белый посвятил его памяти ранее написанное стихотворение «Жизнь»,[570] Сергей Соловьев откликнулся сонетом «Памяти Юрия Сидорова», в котором Карл Эдуард Стюарт и Фёргюс Мак-Ивор, персонажи вальтерскоттовского «Уэверли», соседствуют с Алиной из стихов Сидорова и особо им чтимым Иоанном Златоустом:

Я вижу гор Шотландских властелина,
Я слышу лай веселых песьих свор.
Под месяцем теней полна долина,
Летит Стюарт и грозный Мак-Айвор.

В тумане вереск. Мрачен разговор

Столетних елей. Плачет мандолина,
И шепчет ветр над урною: Алина!..
О, темных парк жестокий приговор!

Но се алтарь. Клубится ладан густо.

Какая радость в слове Златоуста!
Выходит иерей из царских врат,

И розами увит его трикирий.

Я узнаю тебя, мой брат по лире!
Христос воскрес! Мы победили, брат.[571]

Стихотворения Белого и Соловьева первоначально предполагались к напечатанию в посмертном сборнике стихотворений Сидорова (их автографы – на первых листах наборного экземпляра книги[572]), но там были помещены только их поминальные предисловия. Автор третьего предисловия, Борис Садовской, также откликнулся на кончину стихотворением (23 января 1909 г.), которое мать Сидорова полностью процитировала в письме к М. Ф. Власовой от 6–7 марта 1909 г.:

Памяти Юрия

Мне телеграф принес листок свой неизбежный.

Читаю: умер ты и погребен, поэт!
Ты отлетел от нас туда, в тот мир безбрежный,
Где ни земной тоски, ни воздыханий нет.
Ты отлетел к теням, тобой боготворимым.
К учительским стопам блаженный ученик
Припав, беседуешь с наставником любимым,
Склоняешь перед ним благоговейный лик.
Небесным иноком под ризою лазурной
Кадишь нам дымкою вечерних облаков.
К друзьям, склонившимся над дружескою урной
Доносит ветер твой родной и тихий зов.[573]