В «Иностранном обозрении», помещенном в следующем номере «Артиста», снова шла речь о Метерлинке; на этот раз излагались «Принцесса Мален» и «Непрошенная», причем отдавалось должное драматургическому мастерству автора: «Нельзя не подивиться силе впечатления, производимого автором, путем самых простых, почти безмолвных сцен».[259]
А в приложении к мартовскому номеру того же журнала была напечатана «L’intruse» в переводе Е. Н. Клетновой под заглавием «Втируша».[260] Наконец, год спустя в «Артисте» была опубликована развернутая статья известного литературного и театрального критика И. И. Иванова «Метерлинк и его драмы» (как явствует из текста этой статьи, именно Иванов ранее знакомил читателей с бельгийским драматургом в рубрике «Иностранное обозрение»). В этой статье творчество Метерлинка рассматривалось в самом широком плане – как характернейшее выражение европейского символизма, с его представлением о «тайне» как истинном содержании искусства: «Не идея, а эмоция, не анализ, а чувство, не ясное и определенное представление, а смутное предчувствие».[261] Дарование Метерлинка критик признает неоспоримым, выделяющим его из ряда других представителей новейших поэтических течений («… среди символической литературы именно только драмы Метерлинка представляют интерес – литературный и психологический») и даже допускающим параллели с творчеством Достоевского, сосредоточившего «всю силу своего дарования на раскрытии именно таких драматических моментов, какими вдохновляется Метерлинк»; в его драмах «всегда присутствует известная объединяющая идея», «пред нами несомненно новый и оригинальный способ – воплощать настроения в живых образах».[262]Статья И. Иванова во многом отразила общую тональность восприятия раннего творчества Метерлинка в русской печати первой половины 1890-х гг. Последняя оказалась в целом гораздо более терпимой к бельгийскому драматургу, чем к другим его западноевропейским собратьям по символистскому движению, не говоря уже об отечественных приверженцах этого направления, неизменно попадавших под ожесточенный критический обстрел или становившихся объектами грубого глумления. Разумеется, звучали голоса, полностью отрицавшие художественную ценность творений Метерлинка, в которых распознавались лишь «дешевые средства оригинальничанья, рассчитанного на то, чтобы поразить чем-то новым, небывалым».[263]
При этом от одного автора к другому перекочевывал один и тот же критический тезис: бельгийский драматург не пробуждает эстетические чувства, а лишь травмирует нервную систему читателей и зрителей. Метерлинк, по мнению П. Н. Краснова, пытается вызвать «впечатления суеверного ужаса», достигаемые «сочетанием туманности с грубостью»: «Цель Метерлинка навести на читателя ужас, и с некоторыми слабонервными лицами это ему действительно удается».[264] Особенно часто подобные заключения выносились по поводу первых постановок Метерлинка на русской сцене – «Втируши» на сцене Охотничьего клуба 3 мая 1894 г. и «Тайн души» («Int'erieur», 1894) в театре Литературно-артистического кружка 28 ноября 1895 г.[265]