Символы. Песни и поэмы

Два мертвых листика трепещут и краснеют

На голых сучьях. Дождь и карканье ворон,

Солома влажная на избах, небосклон

Туманный… озими лишь ярко зеленеют.

На даче холодно, и потолок течет,

И печки скверные дымят, из окон дует,

И даже булочник возить перестает

Свой хлеб, и тетенька на скуку негодует…

В тревоге девочки, — в гимназию пора.

Из ранца вынули учебник запыленный

Сегодня свой урок твердят они с утра:

Знакомый переплет, оборванный, зеленый,

С воспоминанием о страшных, злых глазах

Учителя, опять на них наводит страх.

«Лакедемоняне в бою при Фермопилах…» —

Выводит Таточка унылым голоском,

Зевая, морщится и лижет языком

Свой пальчик розовый, запачканный в чернилах.

Но вот уж ломовой приехал. На возу

Навален всякий хлам: там сундуки, игрушки,

Ногами вверх столы, матрацы и подушки,

И клетка с петухом у кучера внизу,

А в самой вышине, как символ дома, яркий

Блистает самовар в объятьях у кухарки.

И с высоты кричит она вознице: «Эй,

Смотри-ка, моего корыта не разбей!»

Собака, хвост поджав, должно быть, в мыслях грустных,

Сидит: увы! пора голодная придет,

Не будет ей костей, не будет корок вкусных.

А дворник, шапку сняв, двугривенного ждет.

С бутылкой молока, закупоренной тряпкой,

Одета в серенький поношенный бурнус,

Но с очень яркою, оранжевою шляпкой,

С подвязанной щекой (осенний дачный флюс),

Хлопочет тетенька и между двух картонок

В коляску бабушку старается втолкнуть.

Слепая, бедная старушка, как ребенок,

Покорна. Все теперь готово. С Богом — в путь!

Но Даша сердится и хочет верх коляски

Поднять: «Что если дождь? не думает никто

О детях!..» В шарфы, плэд, потом башлык, пальто

Она их кутает. Им душно: только глазки

Блестят… Поехали. Уж церковь — за холмом,

Вот роща, где грибов так много, вот паром…

Вдруг тетенька кричит в отчаянье: «Забыла!..

Ах, Боже мой, назад!.. Забыла башмаки!..

Я сбегаю: ведь здесь — недолго… пустяки!..»

Но Даша, полная воинственного пыла,

Вступает в спор, — она ликует больше всех,

Злорадствуя… И крик, и шум, и общий смех…

С улыбкой Таточка на все глядит практично,

И ей на даче ли, в Москве ли — безразлично.

Из хрестоматии французской наизусть

Твердит она урок. А Нате жаль природы,

Прогулок и грибов, и солнца, и свободы!

В задумчивом лице — недоуменье, грусть,

Как будто бы вопрос, зачем в глубокой думе

Так сумрачен и тих — там, на краю небес —

Волшебно-золотой и все же мертвый лес,

Зачем уныние — в поблекшем поле, в шуме

Осенних непогод, и в тучах, и во всем?..

Сердечко бедное в ней чутко встрепенулось, —

Кто знает, может быть, предчувствие проснулось

Того великого, что смертью мы зовем?..

Х. ЧИТАТЕЛЮ

Мне страшно на лицо читателя взглянуть:

«Где собственно герой, завязка, в чем же суть?

И как печатают серьезные журналы

Подобный вздор!.. Какой упадок небывалый!..»

Минутку погоди, мой строгий судия,

Не горячись: ты прав! Мы — слабы, мы — ничтожны.

Все эти новые поэмы — невозможны;

В них скука царствует! Но разве жизнь твоя,

Читатель, веселей? Ты умываешь руки

Во всем, но кто, скажи, виновник этой скуки,

Упадка, пошлости и прозы наших дней?

Ты ропщешь, а меж тем всю жизнь тебя нимало

Родной поэзии судьба не занимала.

Что книги!.. Для тебя отрадней и милей

Партнер за карточным столом, да оперетка!

Ты любишь фельетон забавный пробежать,

И если шуточка довольно зла и метка,

Привык ты гаэру газетному прощать

Всю пошлость. Ты не прочь от модного скандала,

И надо дерзким быть, чтоб угождать тебе…

Но что ты любишь? Чем душа твоя страдала?

Когда ты жертвовал, кому, в какой борьбе?..

С умом расчетливым, с душой неверной, зыбкой,

И с этой вечною, болезненной тоской,

И с этой мертвою, скептической улыбкой, —

Вот он, наш судия, читатель дорогой!..

Смотри: мы — казнь твоя, мы — образ твой. Меж нами

Есть непонятная, невидимая связь.

Ты знаешь: до сих пор она не порвалась, —

О, слишком крепкими мы связаны цепями!

Тебя не трогает наш робкий, бедный стих, —

Что делать? Видишь сам: наш мир угрюм и тесен,

Не требуй же от нас могучих, вольных песен, —

Они — не для тебя, ты недостоин их!

Теперь расстанемся… Но, кажется, с дороги

Я сбился и зашел Бог весть куда. Сейчас

Я кончу. Вот — вся мысль поэмы. В эпилоге

Я повторяю то, чем начал мой рассказ.

XI. ПОЭЗИЯ БУДНИЧНОЙ ЖИЗНИ

Где два, три дерева, там — целый мир пред нами,

Там всей природы жизнь, там вся ее краса,

И бесконечные синеют небеса,

Сквозя меж темными, поникшими ветвями, —

Так двух иль трех людей довольно, чтоб порой,

В житейской пошлости великое, святое, —

Что есть у всех, — любовь просветом в мир иной

Сияла, вечная, как небо голубое!

1890

ВОЗВРАЩЕНИЕ К ПРИРОДЕ Драматическая сказка

Действующие лица:

Базилио — правитель страны. Сильвио — его сын. Клотальдо — приближенный Базилио. Шут. Придворные. Военачальник. Виночерпий. Казначей. Беатриче — куртизанка. Дамы, фрейлины. Пажи. Эстрелла — молодая фрейлина. Народ, ремесленники, воины, горожане и др.

Действие происходит во владениях Базилио, в сказочной стране.

Внутренность высокой башни[11]

Перед открытым окном, в которое виднеется звездное небо, стоят Базилио и Шут.

     Базилио

Неведомая творческая Сила

Во всех мирах бесчисленных явленья