Синай и Палестина. Из путевых заметок 1865 года

При этом деятели Православного Палестинского Общества вообще отличались скромностью и бессребреничеством. Так, членам Совета даже неловко было узнать, что при колоссальном объеме работ Смышляев по-прежнему получает от Палестинского Общества, как было назначено, всего 600 франков в месяц. На эти деньги Дмитрий Дмитриевич должен был нанимать себе квартиру, платить за свой стол, а в некоторые торжественные дни (царские дни, дни рождения и тезоименитства Сергия Александровича и Елизаветы Федоровны, годовщины основания Общества, при закладках сооружений) ему приходилось еще как официальному представителю Общества устраивать приемы и угощать гостей. С учетом чрезвычайных расходов Совет решил «назначить прибавку к содержанию Уполномоченного Общества в Иерусалиме на представительность в размере 2 400 франков в год»[123].

ИЕРУСАЛИМСКИЙ ТРЕУГОЛЬНИК

Деятельность уполномоченного Палестинского Общества в Иерусалиме требовала установить деловые, доброжелательные отношения с российским консульством, с Русской Духовной Миссией, с Греческой Патриархией. И все эти связи и отношения в иерусалимском «бермудском треугольнике» были трудными и запутанными. Представители русской дипломатии косо смотрели в те годы на развертывавшуюся деятельность ППО, видя в нем опасного конкурента Палестинской Комиссии при Азиатском департаменте МИД, архимандрит Антонин – начальник РДМ – по долговременной привычке к «круговой обороне» на Востоке подозрительно относился и к тем, и к другим. Сверх того, на Смышляева были возложены весьма непростые контакты от имени Общества с Патриархом Иерусалимским Никодимом. А тот, в свою очередь, постоянно колебался между ненавистью к ППО, в котором мечтал первоначально видеть лишь орудие для сбора средств в его, Патриарха, пользу, и проблесками «симпатии» к Обществу, когда появлялась надежда получить ссуду или попросту материальную помощь.

Как писал Смышляев, «все здесь хитрят: и Блаженнейший <Патриарх Иерусалимский – Н. Л.>, и Высокопреподобный <архимандрит Антонин – Н. Л.>, и Высокородный <русский консул в Иерусалиме – Н. Л.>, и все воображают себя дипломатами. А по правде сказать, вся их дипломатия шита белыми нитками»[124].

Дмитрий Дмитриевич постепенно вновь почувствовал себя вовлеченным в нескончаемую подковерную борьбу, от которой бежал когда-то из Земской Управы. К тому же здоровье ухудшалось, палестинский климат отрицательно сказывался на физическом и моральном состоянии. Да и в руководстве Палестинского Общества, как в любой человеческой организации, нередко случались противоречия и размолвки. В Петербурге не всегда понимали или готовы были принять в расчет и нехватку времени и сил, и нараставшую усталость, и – тоже нараставшее – сопротивление со стороны всех названных партнеров. В. Н. Хитрово, высоко ценивший Дмитрия Дмитриевича, по своему известному максимализму и безжалостной искренности не мог не требовать и ускорения работ по строительству, и большей активности и инициативности, вольно или невольно обижая своими письмами и телеграммами друга и соратника.

Болезненно самолюбивый, склонный к сомнениям и колебаниям, очень чистый и боящийся двусмысленностей и неопределенностей, Смышляев не раз, почти с самого начала, ставил перед собой и коллегами вопрос об отставке с поста иерусалимского уполномоченного. Архимандрит Антонин еще 1 октября 1886 г. пишет в своем дневнике о намерении «земляка» (так он обозначал Дмитрия Дмитриевича) «просить отставки от иерусалимского полномочества»[125]. Вновь тема отъезда из Иерусалима была поднята – и весьма категорично – в 1888 г.

15 октября 1888 г. Смышляев писал Хитрово: «В ответ на Ваше последнее письмо прилагаю заявление в Совет Общества об отказе от обязанноcтей уполномоченного в Иерусалиме. Числа на нем я не выставил, предоставляя сделать это Вам, как только на место мое Вами найден будет кто-либо, менее меня „вредный для Общества“. Серьезная болезнь, принявшая опасное течение после усиленной деятельности по приготовлениям к приезду Великих Князей, вынуждает меня, однако, оставить Иерусалим сколько возможно скорее, чтобы основательно позаботиться о своем здоровье»[126]. Его уговорили остаться, предоставив до весны 1889 г. отпуск для поправки здоровья в Европе.

И все же летом, после очередного конфликта с В. Н. Хитрово (архивные документы не позволяют до конца выяснить причин расхождения)[127], Смышляев окончательно объявил о своем уходе. 7 июня 1889 г. он отправляет письмо в Совет Императорского Православного Палестинского Общества: