Синайский гобелен

Да ничего особенного. Он стал рыть в подвале яму и дорыл до старого заброшенного резервуара. Тогда он положил туда сверток и засыпал яму землей. Зачем он это сделал? Вы не знаете?

Пока нет, но, может, когда-нибудь догадаюсь.

Видишь ли, он не знал, что я остался неподалеку, похоже, он к тому времени совсем не ориентировался в обстановке. Что-то все время бормотал и водил руками по глазам, словно пытался что-то вытереть.

Бормотал, сбрендил, все понятно. Неплохая история. Еще что-нибудь?

Только те два открытия, которые я сделал в детстве.

Только два, говорите?

Первое связано с яичками.

Вроде игры с ними?

Ну да, со своими.

А, понятно.

Да. Когда я был маленьким, я думал, в них хранится моча. На первый взгляд, вполне логичное предположение, но когда я чуть подрос, я узнал, что они совсем не для этого.

Действительно, не для этого. А второе и последнее открытие?

Что женщины и даже императоры тоже какают, как и я. Примерно раз в сутки, примерно с такими же звуками и запахами.

Очень интересная мысль.

Да. Очень. Я почти целый год привыкал к ней. А знаете, как это долго в детстве: целый год. Иногда он может казаться вечностью, правда?

Правда, вечностью. Часто.

Знаете, как я сделал эти два открытия?

Пожалуй, точно не скажу.

Услышал от слепого сказителя, распевавшего на обочине дороги, а рядом сидел дурачок и записывал его слова. Это были сказки для взрослых. Мне не следовало их слушать, но я слушал. Я был тогда очень маленький.

Понимаю.

Да, вяло добавил Хадж Гарун. Но разве все мы не были когда-то маленькими и невинными?

* * *

Некоторое время огромную роль в жизни Хадж Гаруна играло его родимое пятно; впрочем, это было много лет назад, и теперь столь впечатляющее явление давало о себе знать лишь в редких случаях.

Эта родинка представляла собой бледно-сиреневое пятно неправильной формы, которое начиналось над левым глазом, набирало силу в районе носа, низвергалось вдоль шеи и кружилось с перерывами по всему телу, прерываясь и возобновляясь, то бледнея, то набирая цвет, то прячась в укромные уголки, то красуясь на самом видном месте; оно проходило через пах и, скользя то по одной ноге, то по другой, исчезало где-то возле лодыжки; оно было похоже на карту какой-нибудь легендарной древней страны, то ли Атлантиды, то ли неизвестной империи халдеев, а может, известной, но постоянно меняющей очертания империи мидян.

Когда еще виден был весь узор, находились люди, которые усматривали в нем общее расположение улиц города Ур до того, как его занесло илом древнего потопа. Другие видели в нем некое подобие плана важнейших военных крепостей в долине Тигра и Евфрата, третьи божились, что это точная схема синайских оазисов. Во всяком случае, родимое пятно привлекало внимание к Хадж Гаруну с самого его рождения. Ко времени первого Исайи он уже был известным человеком в Иерусалиме, люди разных национальностей и вероисповеданий относились к нему кто с уважением, кто со страхом.

Но во время нашествия персов все изменилось. Он больше не пользовался доверием ни у местных жителей, ни у чужеземцев, а когда Александр Македонский сделал в Иерусалиме остановку на пути в Индию, Хадж Гаруна уже считали просто чудаком, несмотря на тот факт, что он прожил в этом городе дольше, чем кто-либо другой. Кое-кто из бесчестных предсказателей все еще тайком спрашивал у него совета, но даже они, из страха перед общественным мнением, при встрече на улице делали вид, что не замечают его.

Однажды начавшись, падение лишь ускорялось. Чем дальше, тем больше Хадж Гарун лишался уверенности в себе. Он утратил способность говорить убежденно, а с ней ушли и бесстрашные речи. Уже задолго до прихода римлян никто в Иерусалиме не принимал его всерьез. А он к тому времени повидал уже слишком много, целые народы приходили и уходили, зачинались и кончались многие эпохи. У него появилась досадная привычка сваливать все события в кучу, словно они произошли вчера, и когда кто-то из новичков по неведению начинал его слушать, голова у них шла кругом, действительность менялась перед их взором так же быстро, как формы лилового пейзажа, что извивался вдоль его хрупкого тела.

Итак, примерно со времен Христа верить Хадж Гаруну перестали совершенно. Жители Иерусалима постоянно громоздили новые стены и ворота, храмы, церкви и мечети на развалинах старых, закрывая раз и навсегда старые камни новыми базарами, садами и двориками, неустанно лепя и возводя новые строения.

Они были слишком заняты, чтобы поверить человеку, который родился за тысячу лет до Христа. В голове которого, однако, роились факты, о коих никто доселе не слыхивал.

Глава 10 Скарабей

Египетский каменный жук, великий таинственный скарабей, начиненный первым оружием для будущей еврейской повстанческой армии.