За всем этим ему совершенно не хотелось думать об основной своей проблеме — ведь он был зажат между дикарями с одной стороны и Правительством с другой, причем оба преследователя жаждали его крови.
Сначала Орсино почувствовал, что его тошнит, а затем — приступ рвоты. Со страшными мучениями его вырвало — это был съеденный им корень. Он весь корчился от боли, и только после того, как прошли первые спазмы, он смог вползти обратно в пещеру. Это укрытие было больше психологическим, но его устраивало и оно. Под прикрытием огромных древних камней он погрузился в темноту. В какие-то мгновения он чувствовал, как холодная рука прикладывает к его голове мокрые листья, а иногда ему казалось, что эти листья его жгут.
Моментами он видел себя снова в Синдике, снова видел Чарлза Орсино, добившегося преимущества в два гола и с ослепительной улыбкой. Иногда он оказывался снова в кузнице Кеннеди с его неподражаемой, не поддающейся объяснениям логикой. Иногда он оказывался в психологической лаборатории со звенящими колокольчиками, качающимся маятником и мигающими огоньками, с вымышленными, заполняющими его впечатлениями. Иногда он в панике мчался по Улицам Нью-Портсмута, убегая от Охранников, чьи ножи изрыгали пламя. Наконец, он снова оказался под прикрытием пещеры с Мартой, гладящей его по голове и проклинающей его низким, спокойным тихим голосом:
— Ты дурачок семью семь раз.
Увидев, что к нему снова вернулось сознание, Марта ядовито сказала:
— Да, на этот раз, уже в пятый, я вернулась. Мне давно надо было идти своей дорогой в Англию и собрать свою банду, но я вернулась, сама не знаю, почему. Я услышала, что тебе больно, и подумала, что пусть тебе это будет уроком — не будешь есть ядовитые корни, но я все-таки вернулась.
— Не уходи! — горячо воскликнул Орсино.
Она поднесла к его губам чашку из коры и заставила его глотнуть какой-то тошнотворный напиток.
— Не беспокойся, — горько сказала Марта, — я не уйду. Я сделаю все, что ты пожелаешь, и это говорит только о том, что я такая же дура, как и ты — дурак, даже больше, потому что мне лучше знать. Я помогу тебе найти ее и снять с нее это заклятие. Да поможет мне моя божественная сила, потому что сама я себе помочь не могу!
Через день он выздоровел и быстро нашел себя в роли домохозяйки, готовя еду, съедая ее и прибирая в пещере. Но то, что делала она, было гораздо важнее. Она часами лежала, вся расслабившись, в тени огромных камней, редко дыша, иногда что-то бормоча шепотом, что расслышать было невозможно. Что-то бессвязное и отрывочное. Задачей Чарлза было увязать это между собой, соотнося отрывочные кусочки с целым, читая мысли по ее лицу, словно пытаясь узнать о содержимом сосуда по его внешнему виду.
«… какие-то штуки, как спиленные стволы деревьев, вы называете их корпусами… отмеченные зелеными крестиками, нарисованными на их торцах, целая груда… она смотрит на них и думает, что это плохо, что их скоро должны применить… он лежат под деревянным навесом… худой мужчина, на его лице смерть, а в сердце — ненависть… он одет в голубое и желтое… он втыкает палочку в желтое, это широкая лента на его запястье, вы называете ее наручниками… он бьет наручниками в нос какому-то парню и дико кричит, а парень чувствует, что он сейчас захлебнется собственной кровью… все это около лодки, которая тонет… нет, которая плавает… этот парень, он толстый, небольшого роста, он убивает и убивает, он бы убил его, если бы мог…»
Сторожевой катер появлялся у берега два раза в день, сразу после рассвета — на севере и чуть южнее — перед заходом солнца. Они должны были быть осторожными — с катера берег просматривался через мощные бинокли.
«… снова тот человек, у которого болит живот, но на этот раз он спит… он проклинает капитана… он должен был прочистить бинокль, но не прочистил… наверняка на берегу нет ничего, что бы нас касалось… восемь хороших парней на борту и эта сволочь капитан…»
«… там дверь, помеченная кругом, а рядом с ним зигзаг, линия вверх-вниз… они навязывают ее машинным отделением… там все громыхает… машина ходит туда-сюда, туда-сюда… место, где они режут металл, как дерево, на машинах, которые крутятся… смертельно больной маленький человек брошен вниз и прикован цепью… шрамы на его лице, он не может встать, суставы — как вода, мускулы жесткие, как сухие ветки, он боится… они проклинают его, они его бьют, они тащат его к крутящимся машинам… они… они… они…»
Она закричала и села. Глаза ее не замечали Чарлза. Марта подняла одну руку и хлопнула себя по щеке — это прозвучало словно пистолетный выстрел. Голова ее от удара качнулась, а глаза вернулись из небытия.
Она так и не сказала Чарлзу, что они сделали с больным рабом в машинном отделении, а он не спросил. После еды она снова вернулась в состояние транса, но не могла сконцентрироваться, и все полтора дня путалась, сама сомневаясь в своих видениях и заменяя их символами.