Синдикат

– А Мэри Энн и Джимми – они пострадали?

– Незначительно. Порезы. Царапины. Им помогла хорошая мануальная терапия. Они между собой всегда были близки, будучи близнецами, хотя, когда это мальчик и девочка, близость возникает не всегда. Но это переживание – эта встреча со смертью, если позволите старику такое мелодраматическое выражение, – сблизило их еще больше прежнего.

– Понимаю.

– В то время, если я правильно подсчитал, им было семь лет. Я считаю, что это переживание также способствовало развитию их фантазии. Выдуманный мир всегда был для них местом лучшим, чем мир реальности.

– Но это верно для всех детей. Он кивнул печально.

– Но большинство детей это перерастают. А Джимми – и, как вы могли заметить, Мэри Энн – никогда не оставляли свои романтические фантазии. Мальчик читает «Остров сокровищ» и хочет, пока подрастает, быть пиратом. Став взрослым, он делается бухгалтером, юристом или учителем. Девочка, читая «Алису в стране чудес», хочет наряжаться и заглядывать в норку волшебного белого кролика, но потом, когда вырастает, она сама становится женой и матерью – с собственными девочками и мальчиками.

– Звучит так, как будто вы не верите в Питера Пэна.

Он опять грустно улыбнулся.

– К несчастью, до сих пор верят мои дети...

– А вы, сэр, не преувеличиваете? Ваша дочь – актриса, это престижная профессия, к тому же она, кажется, делает успехи.

Он пожал плечами.

– Не без моей помощи.

– Позвольте мне сообщить вам кое-что из жизни большого города. Вы можете нажать на какие-то кнопки, чтобы заполучить работу; у вас может быть родственник с деньгами или с положением, который купит или вытребует для вас старт. Но если уж вы туда попали и вдруг «ни ухом, ни рылом», вас выставят, притом очень быстро. Если бы Мэри Энн плохо работала на радио, к этому времени она бы уже сгорела, простите, если я резок.

Он сложил руки так, что пальцы левой руки закрыли правую, и мягко улыбнулся.

– Прощаю с радостью, Нейт. Потому что вы правы. Полагаю, что там, где дело касается моих детей, я необъективен. У Мэри Энн дела идут очень неплохо. А что до Джимми – надеюсь только, что он еще жив.

– Расскажите мне о нем.

– Вы должны кое-что понять. Все годы, пока Джимми рос, Трай-Ситиз был местом, где законы не писаны, в гангстерском смысле. В какой-то степени это продолжается и сейчас. Во всяком случае, тогда газеты были полны описаниями перестрелок и сенсациями по поводу оправдательных приговоров участникам преступлений. Гангстер по фамилии Луни воспитал убийцей собственного сына, а когда сына застрелила соперничающая группировка, Луни оказался в центре внимания со своей скандальной листовкой, в которой напечатал фото убитого сына в гробу. И официально обвинил другие газеты выходившие в городе, в том, что они наняли убийц.

– Когда все это происходило, ваш сын был еще маленьким?

– Да. И я, сидя как раз за этим вот столом, должен заметить, ораторствовал и разглагольствовал насчет того прискорбного случая, а мой сын – такой впечатлительный мальчишка! – сидел тут же и все слушал. Мне пришлось рассказать сыну, каков на самом деле Луни, опубликовавший ту скандальную листовку, что опозорила один из самых благородных институтов Америки, – прессу. Что Луни сделал посмешищем величайшую из свобод – свободу печати.

– И тут-то Джимми и воспылал к прессе любовью?

– Думаю, да. Из-за этой и других трагических криминальных историй, которые в изобилии печатали наши уважаемые газеты, потому что, увы, бутлегерство, игорные и публичные дома существовали совершенно открыто; перестрелки, в которых убивали посторонних, совершенно невинных людей, кровавые разборки банд и тому подобное. Это захватывало его воображение.

– Мне кажется, это естественно для подростка.

– Потом, когда он стал постарше, я познакомил его с Полем Трэйнором, полицейским репортером из «Демократа».

– Когда это было?

– Он учился в старших классах. Полю нравился Джимми, тот терпеливо отвечал на все вопросы мальчика, брал его с собой на судебные слушания, приглашал домой, где они с Джимми беседовали часами. Я, признаюсь, немного ревновал. Но ничего нездорового в этом не видел, хотя увлечение Джимми гангстерами – а он часто приносил домой чикагские газеты и постоянно заполнял альбомы кровавыми вырезками – очень меня волновало, очень. А клан Луни к этому времени сменился другим; такая же порочная банда, некоторые из них и до сих пор еще тут крутятся.

– А как насчет Поля Трэйнора? Он еще крутится?

– О да. Я могу договориться, чтобы вы с ним побеседовали, если хотите.

– Это может пригодиться. Ваш сын продолжал жить с вами, пока учился в колледже?

– Да. Он посещал колледж в Огастене, как раз напротив Рок-Айленда, на другом берегу реки. Я уже решил, что убедил его перейти к Палмеру, когда он сбежал.

– Как я понимаю, довольно бесцеремонно.