Синдикат-2. ГПУ против Савинкова

Поздоровались с раненым, Борисенко передал ему розы. Вошел хозяин и доложил: «Так что, г-н полковник, как вчера перевезли вы Комаря и перевязали, было ничего, а сегодня с утра была у него жара, да теперь спала, слава богу, тарелочку бульону съел, да все курить просит, не знаю, можно ли давать». Султан Герей сказал, чтобы сегодня не давали курева. Обратился к раненому Комарю: Как рана, болит? «Нет, слабым голосом отвечает Комарь, теперь ничего. А как с другими, где рыжий?» Гирей ответил, что тот уехал. «Кто это рыжий?» спросил Иван Терентьевич, сидевший против раненого. Гирей ответил, что это Павловского так называли. «Ну, а брат жив, не помню я, как это вышло, как хватило меня, вот встану, я им вспомню», начинает нервничать Комарь. «Ну, ну брось, об этом потом», останавливает Султан Герей «волнующегося» раненого. Иван Терентьевич угощает папиросами присутствующих и Тимофея Ивановича и обращается к Султан Герею с фразой: «Разрешите курить» и получив разрешение курит почтительно в рукав. После этого Герей предложил Ивану Терентьевичу побеседовать с раненым, но тот, видя его «тяжелое положение», сказал: «Нет, бог с ним, я не стану его волновать».

Тогда решили покинуть больного, дабы не давать ему повода говорить и волноваться. Все простились и вышли, напутствуемые поклонами хозяев с благодарностями за внимание к «простым людям». Хозяйка, прощаясь с Султан Гереем, сказала ему и Ивану Терентьевичу: «А я сегодня молебен отслужила за здравие воина Ивана».

На этом закончилось представление, все вернулись на вокзал и отправились в Ессентуки к ожидавшему там Сергею Васильевичу.

По дороге с вокзала в гостиницу Фомичев опять заговорил о необходимости усиления агитации и снабжения агитационной литературой: «Это даст возможность вести работу более уверенно и чувствовать под ногами почву». Герей рассказал, что прошлой осенью ему случайно попало несколько листовок Кирилла и Андрея, которые он показывал кое-кому из «своих», но те, прочтя воззвание, только рассмеялись: это мол старая песня, эти листовки вряд ли найдут много последователей.

На вопрос Ивана Терентьевича каково было содержание листовок, он ответил, что самое черносотенное.

При прощании Иван Терентьевич несколько раз поблагодарил Султан Герея за работу: «Благодарю Вас, г-н полковник, за вашу работу, мы вас поддержим».

По словам Бондаря, Иван Терентьевич, беседуя с ним, спрашивал о Султан Герее и узнал от него, что следовало: что тот пользуется среди населения большой популярностью как опытный организатор и решительный партизан.

Перед отъездом Иван Терентьевич и Сергей Васильевич спросили Герея: если ему для решения некоторых вопросов придется приехать в Москву, кого в этом случае он может оставить за себя? Тот ответил, что с работой вполне справится помощник Бондарь — он опытен, люди его ценят и хорошо знают, кроме того, сейчас такое время, что проявлять какую-либо активность не следует.

На Султан Герея Фомичев произвел впечатление хитрого и вдумчивого человека, взвешивающего каждое слово собеседника и ценящего себя на вес золота. В разговоре он все время следил как за собой, так и за своим собеседником, крайне внимательно, имел манеру переспрашивать в тех местах, где ему что-либо непонятно[205].

После посещения Комаря, Ивану Терентьевичу предложили навестить и Павловского, который находился в 40 верстах от Пятигорска, сказав при этом, что есть возможность его там не застать, так как планировалось, что Сергея Эдуардовича будут везти окружным путем в Москву ввиду того, что у них нет докторов, а лечат только крестьянским способом (травами). Фомичев сам предложил туда не ездить, так как могли напрасно потерять время. Но было ясно, что это связано с трусостью, так как Иван Терентьевич слышал, что дачникам нельзя отойти и на 3–5 верст от поселения в горы, там их раздевают, грабят и даже убивают.

Относительно поездки Павловского к Савинкову Фомичев продолжал твердить, что если рана несерьезна, то ехать ему надо обязательно, а кроме того необходимо во чтобы то ни стало достать денег.

Было замечено, что Фомичев неоднократно высылал в Москву корреспонденцию: из Ростова отправил письмо, из Тихорецкой — еще одно, а из Пятигорска открытку.

В отношении Султан-Герея высказался, что у него как-то странно передергивается лицо, видно, очень нервный характер, но видно хороший работник, а Новицкий похож на Павловского, много говорить не любит.

В целом Фомичев остался поездкой очень доволен, главное, он увидел, что организация очень сильная.

17 июня утром проводили Фомичева на вокзал. Простившись со всеми крайне сердечно, он выехал в Москву. Тем, что он ехал обратно один, остался доволен: это он воспринял как уверенность в нем Новицкого, в том, что он привык к обстановке[206].

19 июня в 8 часов утра И.Т. Фомичев прибыл в Москву.