Синдикат

Фарли, возможно не понимая до конца двуличность политиков Иллинойса, сделал неожиданный жест в сторону импровизированной трибуны.

«...завязались узы дружбы между президентом и вашим героическим мэром Сермэком; дружбы двух личностей, двух выдающихся общественных деятелей, которую не смогли поколебать никакие политические разногласия».

Мэр Келли, Руфус Дэйвс и губернатор синхронно завертелись на своих местах, наподобие танцоров в «Золотодобытчиках 1933 года».

Фарли продолжал:

– Самым волнующим в карьере нашего президента был момент, когда на его руках оказался друг, закрывший его своим телом от смертоносной пули.

Мало у кого остались сухими глаза; но хотелось бы мне знать, каково это было слушать семье Сермэка. Во вчерашнем «Трибе» в крохотной заметке сообщалось о разочаровании семьи по поводу того, что ее не пригласили на трибуну, где должен был бы присутствовать покойный мэр; городской совет лишь ответил заверением, что Сермэкам будут зарезервированы места рядом, на обычной трибуне.

Генерал Дэйвс находился среди приглашенных, но не выступал. Он был доволен тем, что позволил общественности думать о его брате Руфусе и мэре Келли как о руководящей силе Выставки; хотя Дэйвс, наверное, был немного разочарован тем, что место Тони занял другой демократ. В этот солнечный день на «Столетии прогресса» общественная активность генерала ограничится лишь прогулкой-осмотром ярмарки в двухместном экипаже в котором он будет восседать в своем неизменном цилиндре, попыхивая трубкой, и с шофером – мальчишкой из колледжа. Газеты поместят фото этого беспрецедентного случая с подписью: «Кто говорит, что Дэйвсом нельзя помыкать?»

У нас были места в проходе, и Мэри Энн не спорила когда я предложил ей уйти, пока еще продолжаются выступления, и пройтись по Выставке, которая в это утро начала работать с девяти часов.

Даже оставив позади заполненный людьми стадион попасть на Выставку было трудно, потому что для прохода туда, несмотря на скопище народа, предусматривалось всего несколько турникетов. На заднем плане выглядывали полные достоинства, впечатляющие Полевой музей и Аквариум Шедда, как бы завидующие новому соседу, притягивающему к себе публику. Я заплатил пятьдесят центов за Мэри Энн, а сам прошел по кожаной корочке, которую показал служащему, проверившему мое фото и печати.

А потом перед нами раскинулся город мечты генерала Дэйвса и мэра Сермэка, город футуристических башен, геометрических строений, плоских угловатых поверхностей без окон, со смелыми пятнами белого, синего, оранжевого, черного, желтого, красного, серого и зеленого цветов.

Мы увидели широкую улицу, по обеим ее сторонам развевались флаги. Она была заполнена народом, стоявшим в очереди на специальный экскурсионный автобус. Автобусы и люди уступали друг другу дорогу. На дальнем конце улицы виднелся «Зал Науки» – детище Бака Роджерса, с желобчатыми белыми пилонами и стенами синего кобальта. Слева – «Здание администрации» – ультрамариновая коробка с фасадом серебристого цвета; затем – лагуна с солнечными бликами; напротив нее длинный, низкий зелено-белый «Павильон Земледелия» и три белых башни «Здания Федерации», маячившие над треугольным «Залом Штатов» наподобие лемехов большого перевернутого электрического плуга.

Его же напоминал «Павильон Рыбака» – ослепительно белая башня с синими украшениями, которая вздымалась вверх от расправленных модернистских крыльев. Шведский, Чехословацкий и Итальянский павильоны выглядели совершенно футуристическими, не просто здания будущего с легким «привкусом» Старого Света. Потом мы поднялись по лестнице в «Зал Науки» (Белый дом Выставки) с его изогнутым фасадом, обращенным к заливу. Внутри здания посетителей встречал десятифутовый говорящий человек-робот: «Сейчас, дамы и господа, я буду глотать. Вы сможете увидеть, как пища изо рта спускается по пищеводу, затем проходит в желудок и желудок переваривает пищу...»

Я был голоден и до этого, а теперь в голове совсем помутилось, и мы взяли пару хот-догов на футуристического вида лотке около аттракциона «Скай-Райд – Небесная прогулка». Мэри Энн очень хотелось отправиться на эту прогулку в небеса. Две башни высотой шесть с чем-то сотен футов были отделены друг от друга парой тысяч футов. Так называемые «ракеты» – кабины на стальных тросах – путешествовали между ними над лагуной туда и обратно на высоте, примерно, две сотни футов. Но после того как я съел хот-дог, мне этого делать как раз и не хотелось.

После того, как вы отражали нападение бешеного футуризма, полностью насытив чувства сочетанием геометрии и цвета, Выставка становилась самой обычной.