Синдикат «Громовержец»

Андроид уже был в трех шагах, в двух… И вдруг на лицо Кириллу что-то брызнуло. Он зажмурил глаза, а когда открыл — перед ним стояли… только ноги. Но и они тут же упали. Бионетик превратился в пузырящуюся лужу слизи, из которой торчали провода и кусочки электронных блоков. Рядом валялся мокрый автомат.

— Хрящ, ты рехнулся! — заорал Кирилл. — Они нас сейчас тоже размажут!

Кирилл вскочил, снова упал, но вырвался-таки из плена спутанных проводов. Он тут же откатился в сторону, под какую-то старую конструкцию из досок и металлических уголков. Хряща он потерял из виду, но зато убедился, что капсула опустилась и теперь качается совсем невысоко над полом, вся окутанная бетонной пылью.

Кирилл кинулся к ней, не жалея мышц и связок.

— Хрящ, ты где?! — крикнул он, но ничего не услышал в ответ. — Алле, Хрящ!

Он хлопнул по уху, где висела рация на ободке-пружинке, но рации не было. Она потерялась, пока он катался по полу и боролся с проволокой.

— Хрящ! Бегом, ко мне! — капсула снова пошла вверх, но Кирилл успел зацепиться за край Люка и перекатиться внутрь. По верху капсулы застучали сыплющиеся куски плиты, которая наконец-то развалилась. Брызнул дневной свет, и Кирилл, перед тем как захлопнулись створки люка, успел разглядеть внутри съежившуюся фигуру, вьетнамские джинсы и стоптанные кроссовки.

— Ну, слава тебе, господи, — выдохнул он, оседая на пол. — Хрящ, свяжись с Машкой, я рацию потерял.

Хрящ почему-то не отвечал.

— Хрящ, да что с тобой? Живой хоть? — Кирилл нащупал в кармане спички, зажег одну.

Из темноты блеснули хорошо знакомые ему лошадиные зубы.

— Не понял… — растерянно пробормотал Кирилл. — Дрын? Ты, что ли?

— Я, — сдавленным дрожащим голосом ответил Дрын.

* * *

Поршень пытался понять, что произошло. Он стоял в затянутом пылью подвале, холодный сумрак рассекали лучи вечернего солнца, проникающие через пробитый потолок. Было почти тихо, хотя только что воздух содрогался от грохота и воплей.

Жалобно завыла измученная корова в одной из секций. Ей, наверно, тоже было ведомо чувство страха.

Поршень осторожно пошел вперед, в недоумении озираясь.

Что за ерунда? Что им опять понадобилось, этим неугомонным гимназистам? Когда их ждать в следующий раз?

В облаке пыли обозначилась угловатая фигура близнеца. Он подошел к Поршню и остановился рядом, готовый к другим приказам.

— Понял, чего делается? — пробормотал Поршень.

Боец безмолвствовал.

Поршень медленно пошел дальше. База рассекречена, и теперь необходимо было срочно менять место. Впрочем, никакой проблемы в этом Поршень не видел. Ему было наплевать на то, где несчастному Пакле придется коротать дни. Тем более что тому, кажется, очень понравилось колоться опиумом.

Он остановился прямо под проломанным потолком. И понял: Кира украл у него ящик с замороженным покойником. Уму непостижимо… Ну, допустим, дело не в покойнике, а в том, что эта штука могла летать. Стоило ему из-за этого рисковать, лезть прямо в лапы близнецов, если у него и так была другая летающая машина? Значит, имелся какой-то далеко идущий замысел…

Поршень почувствовал, что вокруг него прямо-таки сгущаются странные события, от которых не стоит ждать ничего хорошего. Давно пора было принимать решительные меры. Кира стал слишком опасен.

И тут его взгляд наткнулся на пузырящуюся лужу и две оторванных ноги. Сердце Поршня словно покрылось ледяной коркой. Он долго смотрел на останки бойца и с каждой минутой все яснее понимал: у него отняли одного из верных слуг. Его лишили половины той несокрушимой и грозной силы, которой он до последней минуты обладал.

Это было куда хуже и серьезней рассекреченной базы. Это был проигрыш, почти провал. Остался всего один боец. Не станет этой последней боевой единицы — не останется вообще ничего!

Поршня затрясло от обиды и ярости. Он знал, чувствовал, что когда-нибудь лишится поддержки безмолвных близнецов. Но не предполагал, что это может произойти так скоро и так глупо.

Неподалеку раздался слабый жалобный стон. Поршень сначала не обратил внимания: он подумал, что невменяемый Пакля ползает где-нибудь поблизости. Но стон повторился, и Поршень навострил уши. Это был явно не Пакля.

В нескольких шагах от себя Поршень увидел обвалившийся штабель старых деревянных поддонов, в которых на стройки доставляют кирпичи. Из-под потемневших досок торчала чья-то рука, пальцы на которой конвульсивно сжимались и разжимались.

— А ну проверь, — велел Поршень бойцу. Ему стало не по себе, губы мгновенно пересохли.

Тяжелые поддоны с грохотом полетели в сторону. Через несколько секунд Поршень увидел покрытое пылью лицо Хряща, искаженное болезненной гримасой. На его теле болтались какие-то железяки, скрепленные ремнями.

Поршень ощутил, как снова его начинает переполнять ярость. Он отпихнул бойца и, взяв у него автомат, приставил ствол к груди Хряща.

— Ты завалил моего боевика, — произнес он ледяным голосом. — Ты понял, что ты сделал? Понял, урод, отвечай?!

Хрящ стонал, он, похоже, совсем плохо соображал, что происходит.