Синдикат киллеров

Поиски чумазого владельца старого «Москвича» ни к чему не привели. Никто его не видел, не запомнили и машину. На эту стоянку, рассказали соседи — владельцы личного автотранспорта, вообще-то чужие не заезжают. Стоянка находится в глубине двора, между домами, и пользуются ею, как правило, только свои. Что за «Москвич», откуда, чем тут занимался? Одни сплошные вопросы... То ли это был отвлекающий маневр и кто-то другой, пока чумазый отвлекал шофера, успел укрепить сзади, под днищем, взрывное устройство, то ли это сделал и выехал после взрыва сам водитель «Москвича».

Пока сбежался народ, пока милиция приехала и вызвали «скорую помощь», время прошло, мало ли что можно успеть сделать под шумок!

Семен Семенович опросил кого только мог. Поднялся в квартиру Суханова и там, понимая состояние его домашних, сумел только выяснить один главный на сегодня вопрос: Суханов случайно заехал домой или делал это регулярно? Сказали, регулярно. Обедал он всегда в одно время и старался это делать дома — от двух до трех пополудни.

Значит, и тут та же ситуация — это понимали и Меркулов, и Турецкий, и Залесский, и сам Моисеев. Все к одному сходилось: жертвы точно вычисляли.

Костя сидел, обхватив ладонью подбородок и глядя поверх спущенных на самый кончик носа очков на всех присутствующих разом. Пальцы словно тонули в его седеющей, аккуратно подстриженной бородке.

— Да-а, товарищи юристы... — протянул он свое привычное. — Сколько ж дел, интересно мне знать, мы будем еще объединять между собой в одном производстве? А кто это у нас намекал, — он уперся взглядом в Турецкого, — что заказные убийства мы можем щелкать как орехи?..

— Я этого никогда не говорил, — возразил Саша.

— Попробовал бы, — хмыкнул Меркулов. — Однако кое-что мы все-таки имеем. Одного стрелка имеем. Это раз. Покойничка-заказчика, или что-то в этом роде. Это уже два. Ну, не вижу оптимистического продолжения. Федю Замятина еще имеем в срочном розыске. Теперь еще чумазого водителя «Москвича». Которого видел, как выясняется, лишь один пострадавший, да и тот в силу тяжелого состояния не может пока ничем помочь. Есть еще запутанное дело Никольского.

— Еще мы имеем, Костя, товарища Кузьмина Василия Петровича, бывшего помощника и начальника охраны Сучкова. Но никто не знает, где он обитает, а адресный стол выдал нам квартиру, где он никогда практически не бывал. Только прописан. Человек уволился, как я понимаю, крепко повздорив со своим шефом. Правильнее, как сообщил мне сам Сучков, он его выгнал, уволил без выходного пособия. А вот имеем ли мы основания для объявления его в розыск, я сомневаюсь. Ничего подозрительного с точки зрения закона он не сделал, а то, что делал, выполнялось по указанию его начальника. И все равно мне это не нравится.

Мне тоже многое не нравится, — заметил Меркулов и достал карманные часы. Щелкнул крышкой, и часы заиграли. — Так, сейчас восьмой час, а Романова молчит... Да курите уж, черт с вами, — разрешающе махнул он рукой. — И я с вами подымлю. За компанию. Может, хоть так чего-нибудь в голову придет...

— Лучше б стопарик... — буркнул Семен Семенович.

— Ну-ну, — осадил его миролюбиво Меркулов, — ты тут не у себя. Здесь, можно сказать, Кремль из окна видать... Вот переберемся домой, тогда навестим твою лабораторию. А у нас должна быть сплошная благочинность... Как это философ-то наш российский сказал? Иван Ильин — в газете недавно прочел: стоящий у власти стоит у смерти. Так вроде. Но по смыслу — точно. Прямо хоть эпиграфом бери к этим нашим делам...

Зазвонил телефон. Костя снял трубку и вдруг оживился. Сказал: ждем — и аккуратно положил трубку на место. Пояснил:

— Шурочка звонила, сказала — есть новости. Едет. Отдыхайте пока, я позову

Ахмет не знал, что и в тюрьме бывают «наседки». Когда он после допроса вернулся в камеру, настроение у него было такое, что хуже, кажется, невозможно. Эта суровая и непробиваемая полковница нарисовала несколькими мазками впечатляющую картину его ближайшего будущего. Оно представлялось слишком зримо, чтобы можно было немножко отстраниться, подумать, прикинуть, ну хотя бы как в картежной игре, просчитать пару ходов вперед, не больше. Его охватило отчаянье, от которого, он понимал, будет только хуже, потому что, когда совсем плохо, мозги не варят. Надо заставить себя успокоиться, и уж как совсем невозможное — посоветоваться бы с кем... А с кем, с этим охранником, которого она называла контролером? Так он и поможет — волком глядит. Стоять! Вперед! — вот и все, что может.

Отчаянье давило и размалывало Ахмета тяжелым катком, и от него не было никакого спасения. Вот когда, понял он, легко и просто расстаться с жизнью...

Он метался по камере, стонал, выл, бил кулаками в кирпичные стены и не чувствовал никакой боли. Наконец устал и рухнул на холодный бетонный пол.

Ни есть, ни пить он не мог и, когда открылось дверное окошко и с той стороны он увидел алюминиевый чайник, заорал так, что контролер послал его длинно и забористо и захлопнул окно.