Синдикат киллеров

На вопрос, что здесь происходит, Шапошникова спокойно ответила, что сегодня обычный рабочий день. Идет выплата по вкладам, покупка и продажа акций. Правда, ремонт здания еще не завершен, особенно на втором этаже, но компания существует и возобновила свою деятельность. О чем, кстати, было уже неоднократно сообщено в печати и в рекламных роликах на телевидении. А что, разве товарищ — или господин, как теперь принято обращаться в их среде? — не читал, не слышал? Странно, очень странно. Тогда не будет ли он любезен объяснить, почему с подозреваемым Никольским не разрешают свиданий родственникам? Почему не допускают к нему адвоката? Что, разве законы уже отменили? И почему, кстати, до сих пор не последовало ответа из областной прокуратуры на неоднократные запросы и жалобы? Все это к тому, что в ответ на упорное молчание областной прокуратуры компания решила предпринять свои меры и обратилась к генеральному прокурору, считая, что в этом позорном для нашего государства деле, этой откровенной и безобразной травле, пора поставить точку.

Шапошникова говорила тихим голосом, будто бы спокойно, но ее напряженный взгляд выдавал ее. Жирнов видел, что она сдерживается изо всех сил, чтобы не сорваться, не закричать на него.

Та еще парочка, подумал он и вспомнил свою последнюю встречу с Никольским, когда тот вот так же посмотрел на него и вежливо припугнул голодовкой. Дурак-то еще! Нашел чем пугать! Да свяжем и силком накормим! И спасибо должен сказать, если этот демарш ему легко обойдется... Вот и эта тоже — ласково угрожает...

Что ж, значит, с помещением, можно считать, все уладилось? Жирнов тоже предпочел вежливо-снисходительный тон. Ну и прекрасно. А с финансами? Ах, перекрутились? А откуда они взялись, извините? Инвесторы... понятно. Акционеры тоже поверили... ну что может быть лучше! А как с документацией? Ах вот что, ночей, значит, не спали, все восстановили... И теперь, наконец, можно ознакомиться со всеми этими документами? Ах, они уже переданы в налоговые службы?

Ax-то ах, а ведь они обошли его, понял Жирнов. Хитры, бестии, умны... Черт его связал с этим делом. В гробу бы их всех видеть. Но пока, к сожалению, если он сам не поторопится и не предпримет встречных шагов, в том самом тесном деревянном месте могут его увидеть они.

4

В эти дни Татьяна вместе с Аленой возвратилась в свою восстановленную квартиру на Бескудниковском бульваре. Воспоминания о краткой жизни в доме Никольского скоро стали для нее волшебной сказкой, что-нибудь про прекрасного принца и его храбрых рыцарей. Алена, со свойственным молодости эгоизмом, жалела лишь о том, что потеряла хорошую компанию и прекрасного напарника для тенниса. А история с неудавшимся похищением даже возвышала ее в собственных глазах.

Здесь, в квартире Татьяны, и встретились Арсеньич с Гординым, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Больше всего Арсеньича раздражало тупиковое положение, в котором они оказались. Люди, готовившие это самое ГКЧП, отправили в тюрьму того, кто активно поддерживал российского Президента и демократию. А в чем еще обвиняют Никольского, можно только догадываться по тем вопросам, которые иезуитским тоном задавал Татьяне следователь Жирнов, молодой наглец, упивающийся своей властью. Но и его вопросы, в общем, продиктованы теми соображениями, которые были изложены в лживых и подлых газетных статьях. Даже дураку понятно, что те, кто писал эти статьи, были куплены с потрохами. Недаром же имена их авторов скрываются от читателей. Это тоже провокация. Иск же, поданный Никольским против газет и в защиту собственной чести, попросту не рассматривался, поскольку, как известно, сам истец оказался в тюрьме по обвинению в антигосударственной деятельности...

— Спокойно, — сказал на это Борис Сергеевич, внимательно слушавший сбивчивые и эмоциональные монологи Татьяны, перебиваемые рассуждениями Ивана Арсеньевича. — Давайте, друзья мои, начнем теперь все сначала и по порядку. Итак, сотрудничество с ГКЧП. Объясняю: это пока не обвинение, а сам Евгений Николаевич — не обвиняемый, пока оно не будет ему предъявлено в установленном законом порядке. Насколько я понимаю, закон уже нарушен. Продолжим. Вы что-то там говорили о поддержке демократии, «Белого дома» и товарища Ельцина? Я вас правильно понял?

Хитрое, с вытянутой вперед острой бородкой лицо Гордина в этот момент стало истинно мефистофельским, словно он только что, мудро и иронично, ответил Фаусту на его обидный намек: «Я знаю многое, хоть не всеведущ я...» Татьяна вдруг заметила утонувшую в его глубоких темных глазах странную насмешку над жизнью, вероятно, — над чем же еще? — в которой торжествующая пошлость довольно успешно и ловко научилась вскарабкиваться на пьедесталы античных героев.

— И как же это случилось? Пардон, как произошло? Расскажите подробно, ибо этот момент биографии может оказаться решающим.

Он действительно мудр, поняла Татьяна и поверила Гордину безоговорочно.