Негромко пел невидимый динамик голосом Высоцкого. И Сучков, снова расслабляясь под пальцами Арсеньича, вдруг как-то отрешенно и с запоздалым сожалением подумал, что еще каких-то пятнадцать — двадцать лет назад мог позволить себе слушать этого певца и двусмысленно хмыкать под его особо меткими пассажами лишь у себя дома. В некачественных записях, где песни постоянно перемежались криками и восторженными овациями зала. А вживе, воочию так и не пришлось. Он сам запретил концерт этого артиста в областном драмтеатре, как его ни упрашивали, умасливали и улещали представители общественности и собственные домашние. Да... Кажется, вчера только началась эта гребаная перестройка, а вот уже идеология стала в корне иной. Что было под гласным, а чаще — под негласным запретом, теперь едва ли не основа основ новой, так сказать, нравственности. Секретарь обкома или ЦК — со свечой в руках на богослужении в церкви, в тесном окружении своего синклита и охраны — такое ведь и вправду лишь в дурном сне могло присниться!.. А все оттого, что прежние ценности единым махом объявили сплошной трухой, не стоящей даже выеденного яйца. Впрочем, какая идеология, такое к ней и отношение, значит, того она и заслуживает. И хрен с ней, с этой научной идеологией вместе с марксизмом-ленинизмом. Другое худо — материальные ценности нельзя разбазаривать, отдавать в чьи попало руки, а именно так и происходит. Налетели голубчики, и несть им числа, из-под носа тянут, вчерашние сопляки миллиардные состояния делают.
Знавал Сучков в прежние годы крутых цеховиков — солидная публика, с размахом, с умением и терпением. Они дорого платили, но и работать умели — не чета нынешним. Их подпольные состояния годами делались, оттого и были крепкими, основательными. И себя эти мужики не афишировали, не выставляли — на вшивых «Запорожцах» ездили, скромненько жили. И такие дачи, как у этого Никольского, даже под страхом высшей меры позволить себе не могли. Опять каламбур получается, усмехнулся Сучков, ведь как раз за такую дачку им бы высшая мера и полагалась. Верно, меняются времена, круто меняются... Так что же нам теперь делать? Чем жить? Вопрос совсем не риторический, как поставил его Никольский, а самый что ни на есть жизненный, жестокий вопрос, требующий четкого и недвусмысленного ответа. А будет он таков: все зависит от того, в чьих руках окажется сейчас власть. Мы, твердо был уверен Сучков, должны ее взять, подразумевая под этим «мы» прежде всего себя и еще десяток, максимум другой серьезных, грамотных бизнесменов западного образца, таких, скажем, как Володька Молчанов, директор Средне-Волжского нефтяного концерна, Леня Дергунов, первый зам генерального Газпрома, Суханов Геннадий, президент «Станкоинструмента», или хоть тот же Мирзоев, генеральный фирмы «Сибирь». Нет, конечно, не только среди новых бизнесменов есть твердые сторонники «железной руки», сидят они и на товарной бирже, и в Госбанке, и среди областных руководителей их немало. И силовые структуры, и армия, слава Богу еще не разваленная демагогией демократов, нам в этом помогут. Разве худо от этого будет стране? Да никогда! Она сама ждет не дождется, когда прекратится этот несусветный грабеж, это бесконечное разбазаривание нажитого нелегкими десятилетиями добра, когда в руках настоящего хозяина снова станет великой необъятная наша держава. И никакая перестройка для этого не нужна. Как там сострил на днях Вася? Перестройка — перестрелка — перекличка! Ишь ты, квадратная башка, а варит...
5
Пока Сучков млел под пальцами Арсеиьича, а Никольский в охотку парился в одиночестве, время от времени с разбегу бухаясь в бассейн и резво проплывая под водой от бортика до бортика, водители и охрана первого заместителя премьер-министра, с аппетитом откушав за щедро накрытым столом, разбрелись по дачной территории, занимавшей пару с лишним гектаров соснового бора.
Кузьмин четко знал свое дело. Поэтому он, словно нехотя, вразвалочку, походил-понюхал клумбочки-цветочки, потом удалился в лес и, как бы между прочим, прошелся по всему периметру трехметровой бетонной ограды участка. Опытным глазом отметил, где и как установлена сигнализация. Нет, являясь в общем-то неплохим специалистом в этой области, Василий не стал бы утверждать, что лишь от одной мимолетной экскурсии он получил исчерпывающие сведения. Он прекрасно знал, что любая система обязательно дублируется, но вот как, это уже секрет профессионалов, а Никольский, насколько он знал, в электронике силен по-настоящему. Попробовал было Василий завести беседу на эту сугубо специальную тему с Иваном Арсеньевичем, которого все называли просто Арсеиьич, но тот, понимая, что оба они — и Василий, и он сам — занимаются одним делом, а все их индивидуальные тайны, в сущности, лишь вопрос времени, тем не менее ушел от разговора, переменил пластинку, словно предоставив Василию возможность утолять собственный интерес лично. Иди, мол, да гляди: у нас все открыто, никаких секретов. Но они-то определенно были.