Синдикат киллеров

—   Я это, — шепнул он и, как был, в одежде, прилег рядом с ней на кровать. — Тихо. Ты одна?

Наталья закивала.

—   Не включай свет. Как я по тебе соскучился, лапонька ты моя, — прошептал он, и эти его слова, усиленные чувствительнейшим микрофоном, предметом особой зависти Сергея Поликарповича Сучкова, Васиного хозяина, прозвучали в наушниках Арсеньича подтверждением его правоты.

—   Ой, Васенька, — заторопилась Наталья, — ты не представляешь, что тут было!

—   Тише, — предупредил Кузьмин.

—   Да я тихо, тихо, Васенька, — снова перешла она на быстрый шепот. Не знала и не могла знать Наталья, как хорошо сегодня потрудились в ее доме специалисты, обученные Никольским, истинным профессионалом своего дела.

Конечно, будь Вася повнимательней, зажги он свет с самого начала, он смог бы что-нибудь этакое обнаружить. Но именно на полной темноте и строил свой расчет Арсеньич.

—   Ну что тут у вас случилось?

—   Аленка-то наша... — заплакала Наталья, прижимаясь к нему.

—   Ну чего ревешь? Ведь жива она.

—   Жива, только ой, Васенька, как мне страшно было...

— Ладно, успокойся и расскажи толком. — Кузьмин стал гладить ее, и от этих ласковых его рук Наталья действительно стала успокаиваться.

—   А они сказали, что это ты, наверное...

—   Кому сказали, тебе? — насторожился Кузьмин.

Они сами говорили так. Вась, скажи мне правду, ты же обещал...

—           Не бери в голову, милая, — продолжая гладить ее по спине, ответил он.

—           Василий Петрович! — раздался вдруг в темноте громкий голос Арсеньича. — Извини, что прерываю вашу беседу. Я на вас не смотрю, можешь верить моему слову. Выдька на кухню, поговорить надо. С глазу на глаз. А Наталью не вини, она ни причем. Это я тебя вычислил.

Наталья вскрикнула и замерла с открытым ртом. В слабом свете фонаря, пробивающегося с улицы Кузьмин увидел действительный ужас на ее лице и поэтому поверил услышанному.

—Ты один, Иван Арсеньевич? — спросил, сглотнув комок в горле.

—   Один.

—   Сейчас приду... Ну ты молодец.

—   Ладно, — небрежно бросил Арсеньич. — Жду.

...Включив неяркую настольную лампу, они сидели друг против друга за узким кухонным столом, глаза в глаза. Дверь в Натальину комнату была плотно закрыта.

—           Ну здорово, полковник, — негромко сказал Арсеньич. Привет, майор, — ответил так же Кузьмин. — Говорил я нынче с Ванюшкой-то...

—           Догадываюсь. Я знаю, он в свое время тебя за человека держал.

—   А что, изменилось что-нибудь?

—           Жизнь, Василий Петрович, штука сложная. Особенно такая, как у нас.

—   И ты считаешь, мы можем договориться?

—   Я считаю, просто обязаны.

—   Так чего ты хочешь?

—           Ты сам сказал. Нельзя нам друг против друга. А я не хочу, чтоб Натальино дите без отца росло.

—   Ты чего несешь? — вскинулся Кузьмин.

Я? — усмехнулся Арсеньич. — Это она твоего — или твою, уж не знаю кого, в своем пузе носит.

—   Туфта!

—          Ладно, полковник, этот вопрос вы потом сами уточните: какое имя дать и прочее. Давай к делу.

—          Погоди... Арсеньич, ты мне все мозги набок повернул...

—          Не набок, а на место поставил. Ну давай осмысли. Можешь ее спросить. А можешь мне поверить. Врать не вижу резона.

—          Та-ак... Ну и прихватили вы меня, ребята... А если я сейчас встану и уйду?

—   Уже не уйдешь, полковник.

—   Это почему же?

—          Во-первых, я здесь. А во-вторых, Наталья. Или наоборот. Слушай, Вась, давай без чинов, а? — И, не дожидаясь ответа, Арсеньич продолжил: — Зря ты на меня этого елгавскогото кинул. Подставил парня ни за что. Он теперь плохо работать будет, потому что кураж потерял. Ну это, в конце концов, его дело. А к тебе лично у меня есть конкретное предложение. Если ты его, конечно, примешь..

—   Говори.

—   Пошли к нам сходим.

—   Гарантии?

—   Твоя Наталья. Ну... и я. Достаточно?

—   А что вы с ней можете сделать, а?

—          Мы? — словно бы удивился Арсеньич, усмехнулся и сказал: — Поможем дите воспитать. Отчество придумаем.

—   Сильны.

—          Но тогда действительно это уже будут наши проблемы. Можно мужской вопрос?

—   Валяй, — в раздумье бросил Кузьмин.

—   У тебя это с ней всерьез?

—          А вы у меня там, на Шаболовке, ничего не вмонтировали?

—   Вась, я не по этой части.

Верю. Может, даже не столько тебе, сколько Ванюшке. Вы с ним днями, я слышал, встретились?

—   Ну если он сам тебе сказал, то да. И разошлись.

—          Знаешь, Арсеньич, может, именно то, что вы разошлись, и решит наш вопрос.

—          Хочу надеяться, — покачал головой Арсеньич. — А у тебя еще ничего, есть.

—   О чем ты?

—   Да о шевелюре твоей.

—   Не понял.

—          Когда-нибудь объясню. Ну сходим? Только так: да — да, а нет... и разговор другой. Ты ведь один приехал?

—   А зачем тебе?

—          Это тебе, а не мне. Оставлять здесь охрану или не стоит?

—          Не надо, пусть отдыхает. Можно, я ей пару слов скажу?

Ну скажи, — пожал плечами Арсеньич. — Если хочешь моего совета, скажи, что через часок вернешься. Она тебя любит — поверит. А вообще, так они сами говорят, волновать их в этом интересном положении не нужно. На потомстве сильно отражается.