Синдикат (СИ)

— А когда что-нибудь можно, это всегда происходит, рано или поздно, скорее рано. Например, отчего не бахнуть по вражеским активам из гаубицы или «Конденсатора»? А потом снова и снова, все чаще и больше. Это, с одной стороны, хорошо. Больше техники, больше расходов. Доля трат на безопасность и «конфликтные взаимодействия» снова подрастет, значит, новые заказы, новые рабочие места. Мир зеркальных стен станет еще богаче, начнет жрать еще больше, «заводской мир» окончательно потонет в отходах, химической дряни и кислотных дождях. Но кому какое дело до тех кто не вытащил счастливый билет красивой жизни? Однако есть нюанс…

Снова лязг стакана о зубы Проныры. Копыльский наклонился вперед и сплел пальцы, задумчиво выставив подбородок.

— Когда гвоздят из тяжелых артсистем, а танки перестреливаются с вертолетами, то начинают летать порванные кишки рядовых граждан, которым не повезло. Да, в этот раз вроде как обошлось. Идеальная операция. И танкер, и башня строго корпоративные, закрытые. Но вы уверены, что в следующий раз артиллерия не отработает по штаб-квартире в жилой застройке? Что вертолет не накроет залпом этаж, чтобы вынести одну квартиру? Вы уверены, что танк не проедет сквозь жилое здание, меняя позицию?

Пауза.

— Я говорил и повторю еще раз. Сейчас нам самое время дружно понадеяться, что государства и ООН вынут головы из корыт с трестовым хрючевом. Пора заканчивать с «агрессивным арбитражем». Двадцать лет война синдикатов хранила мир от кризисов капитализма, но сейчас микстура оказалась страшнее болезни. Лекарство больше не лечит пациента, оно его убивает. Ей-богу, народ, если бы я знал молитву, хоть одну, я бы ее прочитал прямо сейчас. Хотя мне, если так вот по-честному рассудить, все это прям в жилу и кассу. Чем больше ада и крови, тем вам страшнее. А чем больше вы ссытесь от ужаса, тем внимательнее слушаете старого мудрого меня. Ведь кто вам еще за жизнь прямо и честно расскажет, если не я? А кровищи у нас впереди более чем хватит, так что, глядишь, ключиков да пожертвований накупите даже мне на кофе и секретаршу.

Бля опять вздохнул, очень по-человечески, с неподдельной грустью.

— Но я сучьего ада насмотрелся в Европе. Больше не хочу. И становиться второй раз военным корреспондентом… я для этого дерьма слишком старый. Так что…

В одну секунду печальный старый корреспондент исчез, как и не было никогда, вернулся Проныра — как обычно хамоватый, ироничный, визгливо-громкий.

— Да нахер все! В жопу идите! Суньте рожи в плоские экраны, выкрутите яркость и цвета до упора, чтобы видеть дерьмище из порванных кишок во всей красе! Посчитайте, сколько заработали на очередном скачке акций милитаристов! Купите девочкам фигурок лолей и бисененов, а мальчишкам новые автоматы из линейки «Армалита» для городских бое! Засните по ходу новой кабуки о славных агентах, которые эффектно приключаются в дорогих декорациях. Радуйтесь, пока можете. Только знайте, новый арбитраж, он как Годзилла. Однажды заявляется в ваш город и начинает по нему бродить. Вы ему не нужны и неинтересны, у Годзиллы свои задачи. Ящер просто ходит по вашему городу, но ваш город больше не ваш. Теперь это Место, Где Топчется Годзилла. Ждите. Он уже близко. [11]

Передача закончилась, Костин выключил приемник.

— Удивительно здравый взгляд, — заметил Кадьяк. — И честный. Непривычно для радио-гонзагамо.

— Да, толково, — неожиданно согласился Нах, только что критиковавший желание послушать оратора.

— Ладно, отвлеклись, теперь начнем прения, — сказал Копыльский, поправляя очки на синем и свернутом вбок носе. — Что ж, «фейерверк» вышел просто загляденье. Не нашими стараниями, однако, нам во вред. Так что подведем итоги.

Выглядел «флибустьер» помято и побито как, впрочем, все участники налета. Глядя на все это Бес чувствовал некоторое злорадство — кибернетик привык чувствовать себя самым увечным в обычной компании, теперь он, все еще недолеченный после стрельбы в «Галеоне», был скорее первым среди равных. Концессионеров обильно украшали синяки, пластыри. Лица опухли от недосыпа и усталости. Матвей сидел в медицинском экзоскелете, похожем на каркас робота из детского фильма с многочисленными разъемами для кассет химической поддержки и капельниц. Прямо сейчас в Коллегу по капле заливалось не менее шести разных препаратов, дышал «мичуринец» тоже благодаря автоматике, половина бритой головы была заклеена гелевым пластырем, похожим на соплю. Мохито вообще смотрел на мир через окуляры нейрошлема, что компенсировал последствия очень жесткого взлома. Разве что Глинский никак не изменился, только сменил футболку с марксистской цитатой на простую белую рубашку.

Костин поднял руку, не столько прося слова, сколько уведомляя о намерении высказаться, затем сообщил невыразительно и тихо, как оратор, которому трудно двигать челюстью:

— По переговорам все. Не договорились.

Для большей доходчивости переговорщик скрестил ладони ребром в ребро.

— Мало товара? — уточнил Копыльский.

— Да. Того, что успел вытащить… — последовал кивок в сторону Мохито. — Хватает для демонстрации. И не больше.