Синдикат

«…А ты возьми кинор, обойди город, блудница забытая! Играй складно, пой много, чтоб вспомнили тебя…»

— Ну уж! — подумала я смущенно и зло, — прямо так уж и «блудница»!..

«…когда явится Михаэль, великий владыка, защитник твоего народа, ибо настанет время бедствий, какого доселе не знал ни один народ. Тогда спасется народ твой — все, кто окажется записан в Книгу…

…И из тех, кто спит во прахе земном,

Многие пробудятся: одни для жизни вечной,

Другие на позор и стыд вечный…»

«А ты иди своим путем, навстречу концу. Ты обретешь покой, но после встанешь, чтоб встретить то, что суждено, в конце времен…»

«…и уходя, напоследок вспомни слова пророка нашего, Иешайягу: „…в конце времен утвердится гора дома Господня… и стекутся к ней все народы, и двинутся племена многие, и скажут: пойдемте, взойдем на гору Господню в дом Бога Иакова, чтоб научил нас путям своим, чтобы пошли по стезям его, ибо от Сиона выйдет Закон и слово Господне — из Иерусалима“…»

«…И устроит Господь на горе Сион для всех народов пир из тучных яств, пир из чистых вин… И сметет Он на горе этой покрывало со всех народов, и явит все племена… Уничтожит Он смерть навеки, и отрет Господь Бог слезы со всех лиц, и позор народа Своего устранит Он на всей земле…»

Я сидела перед экраном компьютера, обреченно уставясь в наполненные болью, бессердечно ранящие, но и дающие великую надежду послания этого неуловимого малого.

— Все, все… — сказала я себе, — моя каденция закончена, я уезжаю…

…Закрыла глаза, глубоко вдохнула и залюбовалась плотным атласно-голубым глотком, заполнившим мою носоглотку и медленно потекшим по гортани вниз, в легкие… По мере продвижения он теплел, менял цвет к зеленому, нагревался до оранжевого и к концу своего путешествия накалился, стал пунцовым и жарким, растопил нутро, расплавил мягкие кости…

Я стала медленно выдыхать, понижая температуру тела и шалея от сознания, что впервые мне удалось проделать этот Маринкин трюк… А выдыхая, одновременно погружалась в глубоководную пустоту, и когда выдохнула все, до последней молекулы, ощутила, что исчезаю…

я исчезла…

оставила в покое этот мир…

отдыхала от него…

и мир отдыхал от меня…

…я вынырнула из детского садика, поднялась над тополями и, ловко отгребая упругий воздух твердой гипсовой рукой, — единственным вещественным доказательством моего существования, — понеслась в потоках седого рваного дыма, взбираясь все выше и выше… прорвала головою тонкую плеву нижнего мира и вылетела вдруг на небесную стремнину, несущуюся полно, всеохватно и мощно…

И мгновенно на бескрайнем поле передо мной закувыркались, выстраиваясь в картинки, персонажи гигантского космического комикса: служители, наемники и обслуга Синдиката; могущественный гордый Норувим с ктубой своего предка, Клара Тихонькая и Савва Белужный с необходимой всем Катастрофой, Эсфирь Диамант с душевным словом… клуб Фиры Будкиной в полном составе, Галина Шмак с двумя рулонами в обеих руках: версткой очередного номера газеты и обоями в деликатный цветочек… Ревердатго, с лицом сокрытым в тумане своей смертной тоски, и Марина с Пушкиным, похожим на официанта из армянского ресторана, и блаженный старец Авадий, причисленный к лику святых, в потертой куртке швейной фабрики города Ришон ле-Циона; тут было иудействующее племя из провинции Гудрон, и отряд снежных людей с Тянь-Шаньского перевала… — я не успевала заглядывать в лица, узнавать, ахать, кивать, приветствовать… — там были все, все, все, кто хоть раз звонил мне за эти три года, кого мельком и неосознанно я видела в толпе, — все статисты, уплывающие на эскалаторах моего метрополитена, все пассажиры раздолбанных моих поездов… Они выкрикивали в прозрачные пузыри у рта какие-то слова бесшумными голосами и двигались в затылочек, пристраиваясь в хвост небывалой доселе очереди…