Синдикат

За всех этих затрепанных гениев отдувалась Норочка Брук — женщина ослепительная, светская львица, вдова знаменитого актера. Она надевала деловой, но элегантный костюм, и шла на прорыв, с очаровательной улыбкой выслушивая идиотские остроты председателей пузатых фондов, как бурлак, таща за собою всех этих ученых-не-от-мира-сего, так что поначалу даже забывалось, что Нора и сама по себе профессор, автор книг по истории хазар, президент объединения преподавателей высших школ «Научный Форум» — и прочая, и прочая, и прочая…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

…Рабочий день, как правило, начинался у меня с перебранки у бронированной проходной детского садика: Шая или Эдмон, стерегущие ворота нашей крепости, останавливали меня и осведомлялись — все ли в порядке, как прошла ночь, не заметила ли я чего странного или настораживающего, не получала ли звонков с угрозами, помню ли о приказе департамента Бдительности — не передвигаться самостоятельно по улицам Москвы и, наконец, когда переставлю я стол от окна, чтобы — не приведи Бог! — в случае чего меня не убили выстрелом в затылок?..

Затем пробег по коридорам детского сада наверх, в отсек, где занимал три комнатенки мой департамент Фенечек-Тусовок.

И вот я садилась за стол, включала компьютер, щелкала «мышкой» и с неизменным почтительным изумлением наблюдала, как возникает на экране потешная летучая мышь в фуражке почтальона, и в мой электронный короб сыплются и сыплются приглашения, воззвания, письма, депеши из Иерусалима, афиши разнообразных, отнюдь не всегда еврейских, организаций и прочая шелупонь, чепуха, чушь и ветошь:

— рассылка материалов «Народного университета» Пожарского;

— рассылка национальной русской партии Украины о притеснениях, творимых украинскими националистами;

— рассылка Чеченского Союза борьбы с оккупацией;

— рассылка Панславянского Союза борьбы с засильем американо-сионистского спрута;

— приглашение от Гройса явиться на банкет, посвященный учреждению Фонда Объединенных Еврейских Конгрессов;

— приказ по департаменту Кадровой политики об увольнении Анат Крачковски и немедленном ее отзыве в Иерусалим;

— приказ по департаменту Кадровой политики о восстановлении Анат Крачковски в должности и продлении ее деятельности на три месяца, в связи с отсутствием достойной замены.

…Раскапывание завалов электронной почты прерывалось пулеметной очередью звонков. Я уворачивалась, как могла. Наконец поняла, что, не обучив своих ребят отчаянно и артистично врать, я буду погребена под лавиной посетителей, просителей, представителей и учредителей…

Весьма скоро мы выработали несколько нехитрых приемов.

Тот, на кого выходил очередной, жаждущий моей крови, проситель, аккуратно и вежливо говорил, на всякий случай:

— Она на совещании, а кто ее спрашивает? Одну минутку, я выясню — сможет ли она отвлечься.

Затем, на цыпочках вкравшись в мой кабинет:

— Там этот старикан, с проектом пирамиды-усыпальницы Рабина.

Или:

— …помните, дама, которая новый гимн Израиля пишет?

Или:

— …Лившиц, насчет генетической перелицовки палестинцев…

Я молча махала руками, хваталась за голову, закатывала глаза, и Костян или Маша, или Женя удалялись также на цыпочках:

— К сожалению, она на совещании у начальства по очень важному вопросу…

Но, бывало, меня заставали врасплох — когда по неосторожности я брала трубку сама.

Так напал на меня старикан, архитектор из Одессы.

Восьмидесятипятилетний могикан, — к моему изумлению, он продрался через колючую проволоку и минные поля нашей охраны и приволок несколько папок со своими проектами. Одна из них — огромная, из похожего на фанеру картона, долго не открывалась, он пыхтел, развязывал тесемки, попутно захлебываясь торопливыми объяснениями, кашляя, задыхаясь, впрыскивая в рот дозы ингалятора. Я, сама астматик, терпеливо и сострадательно все это пережидала.

Наконец, во всю ширь письменного стола передо мной распахнулся павильон ВДНХ, украшенный звездой Давида.

— Что это? — спросила я, имитируя неподдельный интерес.

— Проект Третьего Храма на горе Сион, — проговорил он гордо. — Ищу спонсора.

— Строить? — кротко спросила я, не веря ушам своим.

— Пока нет! Издать альбом.

Правильно, что евреи установили запрет на изображение, подумала я. Знали своих.

Затем он долго демонстрировал коллажи, которые настрогал в великом множестве. Иные я даже помню: лодка, вроде индейской пироги, в которой в затылочек друг другу сидят на веслах десять мужчин…

— Тур Хейердал на «Кон-Тики»? — поинтересовалась я.

Он пояснил, что это — аллегория: предводители десяти потерянных израилевых колен плывут, устремленные в неизвестное будущее…

— А их разве по воде гнали? — удивилась я.

Он повторил невозмутимо:

— Это же аллегория…