Эйдриен прошла через комнату, приблизилась к небольшому столику и, пошарив под ним рукой, извлекла инкрустированную деревянную шкатулку. Шкатулка заиграла какую-то знакомую мелодию из французского фильма, когда Эйдриен откинула крышку и извлекла две кредитные карточки вместе с паспортом.
– Вуаля!
– Мы куда-то едем? – поинтересовался Дюран.
– Нет. Просто это единственное удостоверение личности, которое у меня осталось, – объяснила девушка. – Все остальное превратилось в облачко дыма.
Она оценивающим взглядом окинула беспорядок, обуреваемая желанием задержаться на пару часиков и прибраться. Однако вовремя передумала: безнадежно – чтобы это разгрести, потребуется никак не меньше недели. «Ничего, когда все закончится, времени на уборку будет предостаточно. Ведь больше не придется ходить на работу», – напомнила себе Эйдриен. Она отобрала среди кучи тряпья пару приличных предметов гардероба и захватила из ванной щетку для волос.
Лишний раз мелькать перед глазами миссис Спиарз не хотелось, поэтому визитеры вышли через черный ход, миновали аллею и оказались на Маунт-Плезант-авеню. На заправке «Моторес Саброза» купили галлон бензина – и обнаружили розовый талон, поджидавший их на ветровом стекле «доджа».
– Еще сотня баксов. Кошмар какой-то! – пожаловалась Эйдриен, изо всех сил топнув ногой, и Джефф, сам того не желая, расхохотался, чем привел свою спутницу в крайнее бешенство.
– Этот дрянной город, – грозно проговорила девушка, садясь в машину, – похоже, способен только штрафовать автомобилистов. Куда мир катится?
Дюран покачал головой и насмешливо ответил:
– Что ж, видимо, нам посчастливилось стать свидетелями заката цивилизации.
Операцию запланировали на восемь утра следующего дня, и потому Дюран провел ночь в Колумбийской пресвитерианской больнице. Эйдриен же вернулась в отель «Мейфлауэр» коротать долгие часы ожидания.
Как только Дюран прибыл в отделение нейрохирургии, его отдали на попечение сестры, ведающей приемными покоями и поступлением пациентов. Она снабдила его больничной пижамой и халатом по размеру. На запястье Джеффу прикрепили пластмассовый ремешок и отвели в двухместную палату в самом конце коридора. Сестры то и дело забегали в комнату, почти ежечасно измеряя пульс, давление и прочие показатели жизнедеятельности нового пациента. Сосед по палате, весь увешанный трубками, лежал в коматозном состоянии, устремив невидящий взгляд в одну точку.
Вечером Джеффри проведал Шоу и познакомил его с нейрохирургом, Ником Аллалином – человеком, напоминающим кролика с розоватым носом, длинными зубами и тонким голосом.
Психиатр представил их друг другу, и они обменялись рукопожатиями. При этом Дюрана поразили руки хирурга: удивительно белые, будто после работы он убирал их в ящичек, с длинными мускулистыми пальцами пианиста и безупречным маникюром. Образцовые руки.
Джеффу во второй раз объяснили суть процедуры.
– Доктор Шоу сделает небольшой надрез в вашей верхней десне и по носовым ходам проникнет в синусоидальную полость. С этого момента он становится наблюдателем. Я буду сидеть в специальном кресле, – рассказывал Аллалин, – возле операционного стола, управляя хирургическим микроскопом. Таким образом, я буду видеть при увеличении, что делают мои руки. Затем мы извлечем объект.
– Сколько времени, по-вашему, займет операция? – поинтересовался пациент.
– Тридцать – сорок минут. – Доктор Аллалин помедлил и продолжил: – Большую часть времени вы будете находиться в сидячем положении с откинутой головой и пребывать в полубессознательном состоянии.
Дюран побледнел. Шоу улыбнулся и заверил:
– Вы ничего не почувствуете. Некоторый дискомфорт на следующий день – и только.
– Я хотел спросить вас кое о чем, – сказал Аллалин. – Меня интересует ваша предыдущая операция… Что вы можете о ней сказать?
– Я не совсем вас понимаю, – удивился Дюран.
Нейрохирург нахмурился.
– Вы оперируетесь на мозге не впервые. Здесь шрам. Вот он, под губой. – Склонившись над пациентом, доктор зажал его верхнюю губу двумя пальцами и оттянул вверх, чтобы Шоу тоже посмотрел. Когда тот кивнул, Аллалин отпустил губу.
Дюран размял рот и сказал:
– Полагаю, если бы мне сделали операцию на мозге, я бы запомнил.
Шоу кивнул:
– Разумеется. Если бы вы не страдали амнезией.
– Хм…
– Вот именно.
Шоу протянул Джеффу еще одну форму на подпись, и доктора ушли. Позвонила Эйдриен, чтобы узнать, как дела. Они недолго поговорили – минут десять, от силы двадцать. Едва успели поздороваться, как начал действовать валиум. И все же, когда они попрощались, сквозь дымку забытья Дюрану показалось, словно в голосе собеседницы прозвучало что-то особенное – тревога, озабоченность, беспокойство о нем. Возможно ли такое?
«Нет», – подумал Джефф и легко заснул.