Синдром Адели (СИ)

— Дома. Моя сучка по мне скучала? — Так он насмехался… Улыбался, не сводя с меня похотливый взгляд, и шипел эти слова, с неким, лишь ему понятным, трепетом. Называя меня сукой, псиной, он ликовал. Ликовал от правды, которую воплотил в жизнь. Ликовал от того уровня, до которого меня опустил. От ощущения шераховатости моего языка на своих пятках, за право жить. Пусть и собакой, но, все же, жить… Мне приходила в голову мысль покончить с этим. И даже возможность была такая. Но, не решалась сделать крайний шаг… Значит, ещё не конец. Значит, ещё не сдалась.

Поставила перед ним столовые приборы, и получила звонкий всплеск ладони по заднице. Знает, что мне больно, потому и бьёт… А после проводит тыльной стороной нежно. Почти невесомо, оставляя волну мурашек. Вот этого я не понимала… Понимала, что ему нравится бить меня. Видеть, как моё лицо искажается, когда под его инструментами лопает кожа и пропускает ручейки крови. Но не могла! Чёрт возьми, не могла понять, зачем иногда в его касаниях была нежность.

Сели за стол. Ели, как обычно, в полной тишине. После трапезы поднялась, и хотела собрать посуду. В мойку отнести, помыть, и… И морально готовила себя к тому, что будет после… Но, он повел рукой, приглашая меня сесть обратно. Я округлила глаза, перебирая варианты, что могло прийти в его умалишенный мозг на этот раз… Села, придерживаясь за спинку стула руками. Невольно подметила, что они дрожат… Тело так его знает. Я так его знаю… Ничего хорошего он сделать не способен…

Встал. Обошел столешницу, и плавно, как довольный гепард, направился ко мне. Шаг за шагом его дыхание слышалось все отчётливее… Запах его духов накрывал обоняние. Еле сдерживая себя, чтобы не всхлипнуть, я беззвучно закусила губу. Рука легла мне на плечо… Плотно закрыла глаза, подрагивая от неизвестности. Слышу шелест бумаги позади. Достал ее из кармана

— Смотри. — Распахнула веки, и увидела горсть примятых писем, что он придвинул прямо мне под нос.

— Что это? — Нерешительно обернулась, встретившись с его неожиданно грустными глазами.

— Это… — Потупил на секунду взгляд, в после снова решительно на меня посмотрел. Словно приказ себе отдал. — Я знаю, что у тебя сегодня день рождения… — День рождения? У меня? Сегодня? Неподдельно удивилась; да, я не знаю, какое число. И скоро начну забывать, какой месяц. Все, что у меня есть — это личный пересчет дней, с момента нашей первой встречи, начерченный на стене в подвале. Но, ещё больше меня сбили с толку его слова… Он знает? Больше! Он об этом упомянул?! — Так вот… — Хрипло прокашлявшись, продолжил. — Это письма от твоей матери. Я решил, что могу позволить тебе их прочесть, раз уж сегодня такой день…

Услышав сказанное, несколько секунд молчала, ошарашенно впиваясь взглядом то в него, то на листы, исписанные по правде знакомым почерком.

— Но… Как?! — Бегая глазами по строчкам, задавала вслух бессвязные вопросы. — Она пишет? Не ищет? За это время мама решила бы, что меня нет в живых, раз я на них не отвечаю… Писала? Она правда мне писала?!

Виновато… Он смотрел — Виновато! Чувствовал себя — виновато! И я совсем сбилась с толку, пытаясь подобрать все возможные варианты, как его лицо при мне могло приобрести такое выражение…

— Я отвечал на её письма. — Бросил монотонно ответ, потирая свободной рукой затылок. — Она слишком настойчиво добивалась от тебя весточки. Если бы я это проигнорировал — могли возникнуть сложности.

Я забыла… Правда забыла, с кем я, где я, и при каких обстоятельствах получила весть от самого родного человечка… Просто, фактически вырвала с его рук ворох писем, и впиваясь расфокусированно, стала вчитываться в каждую строчку.

Мама… Мамочка… Мамуля… Слёзы стекают по лицу, застилая контрастность и ясность. Только слова такой знакомой, близкой сердцу, женщины… "Дорогая, девочка моя, любимая, дочурка"… А я ведь забывать стала, что меня звали иначе. Не только Псина, не только Собака и Сука! Глотаю воздух, сжимая пальцами уголки конвертов. Капли влаги стекают на марки… А он молчит! Какое-то время не замечала этого… Потом, обернувшись, увидела… Увидела крошки осознания! Возможно, сейчас он впервые посмотрел на меня не как на Игрушку, а как на человека… Как на чью-то дочь! И, я не знаю, какой изувеченной частью своего сознания, я решила, что это может быть надеждой на просвет…

— Отпусти меня… — Почти беззвучно, глухо, бормотала про себя, неуверенно глядя в его пропитанные болью глаза… — Отпусти! — С каждым гласным прибавляя жизнь голосу, взвыла, и не сразу заметила, когда его взгляд стал звереть. Если бы заметила… — Умоляю! — Рухнула на колени, прижимаясь головой к его коленям, пачкая джинс слезами…

Не знаю, какое время длилось покаяние у ног сильного; прошло пару минут… Или больше… Неподвижно. Мы замерли, неподвижно; на прохладной кухонной плитке ерзали и стирались голые колени. А после… После я поняла, что подписала себе приговор.