Синдром Атяшево

— Ах ты, чертов гомик, не фиг граблями лезть куда не надо! — заорал Иван и, увернувшись от ласк Архангельского, врезал ему в челюсть.

Из-за разворота, когда Иван освобождался «из ласковых объятий» режиссера, удар, направленный по косой, получился, пожалуй, чуть более сильным, чем хотел того Пшеничников. Яков был отправлен в глубокий нокаут. Он упал на наборный паркет, заорал, начал корчиться…

К месту драки подбежали два охранника, трое мальчиков-фаворитов Якова и подтянулись все присутствующие, на ходу начав снимать происходящее на смартфоны.

Особенно интересно было гостям: они хотели собственными глазами увидеть, как красивый здоровяк пустил кровь самому Архангельскому. А кровь была. Яков вынул из кармана шелковый бирюзовый платок и прижал его к лицу. Из носа и верхней губы текли алые струйки крови. Якову помогли подняться, к нему подбежала Ирина.

— Яшенька, как ты себя чувствуешь? «Скорую»? — чуть не обливался слезами парнишка лет семнадцати, упакованный в костюмчик от Tommy Hilfiger.

— Какую, на хрен, «Скорую»? Может, еще и полицию? — ругнулся Яков и скривился от боли.

И в это мгновение Ирина неожиданно ясно поняла: ничего хорошего у Яши с фильмом не получится. Вот как стена какая-то встала перед глазами, через которую не видно ни съемок, ни премьеры в кинозале…

— Мне очень жаль, я приношу извинения и от своего имени, и от имени Ивана… — Обернувшись к Ивану, отошедшему ближе к входной двери, Невельская ошпарила его настолько «пламенным взором», что Пшеничников скуксился и разжал кулаки. — Боюсь, что нам действительно будет трудно сработаться. Простите, Яков.

— Свинство какое! — вдруг начал вопить Яков, потрогав разбитую губу, которая буквально на глазах распухала. — Где этот амбал? Я требую публичных извинений.

— Прошу простить великодушно, — «вежливо» заявил Иван и громко продолжил: — Не знаю, что на меня накатило! Только в армии дрался до крови, а так я смирный. Даже в школе не дергал девочек за косички, потому что один раз в своей деревне дернул за хвост коня. — Быстро взяв с ближайшего подноса очередную рюмку водку на двадцать пять граммов, он приложил руку к сердцу и сделал русский поясной поклон. — Звиняйте, барин. — А на ухо отшатнувшегося от него Якова он прошептал: «Помочь? Может, отнести на второй этаж, в спаленку… и добить?»

— Не надо, — коротко ответил Яков и, оскорбленный, поспешил к туалету.

За ним тут же засеменили молоденькие фавориты.

Ослепительно улыбаясь дамам и приветственно кивая мужчинам, Иван подошел к Асмолову, который зашипел на него, со злостью выговаривая за учиненное безобразие:

— Вы сорвали нам контракт!

— Да, ладно, Алексей! Все нормально. Я объясню… — начал оправдываться Иван…

— Быстро в машину! Какой позор! — перебил его Алексей, развернулся и поспешил к выходу.

По дороге домой все трое впали в молчаливое оцепенение. Ирина вновь и вновь проигрывала дурацкую драку, заодно прощаясь с полнометражным фильмом, в котором ей не суждено сыграть… Кого? Она даже не узнала кого…

— Иван, что на тебя нашло? — коротко спросила она.

— На этом празднике жизни я, как засланный казачок, узнал много нехорошего о нашем славном режиссере, — ответил Иван.

— Но это же нецивилизованно — бить по лицу, даже если ты получил какой-то компромат! — воскликнула Ирина. — Тем более что ты знал о его ориентации!

— Дорогая Ира! Давай договоримся, что сейчас ты в первый и последний раз делаешь мне выговор. Отрицать не буду. Я виноват, — согласился Иван.

— Рада, что ты признаешь вину, — уже тише проговорила Невельская.

— А тебя я спас от общения с мерзким типом! От него актрисы в голос рыдают прямо на съемках!

— Значит, такие актрисы… — ответила Ирина; она чувствовала, что здорово разозлилась и готова была выпустить пар прямо здесь, при Алексее, а это совсем не в ее духе…

— И еще, Невельская! Об этом гениальном Яше. Он сделал попытку соблазнить меня. — Сидящий за рулем Алексей аж обернулся на Ивана, рискуя потерять управление. Ирина тут же хлопнула агента по плечу.

— За дорогой следи.

— Короче, этот пи… нехороший человек, — продолжал объясняться Иван, — он подсунул руку под мой пиджак и стал гладить по спине, как оглаживают корову перед дойкой. Предлагал заехать вечерком. Вот так, Ирочка, у тебя чуть мужика не увели, а ты защищаешь это… недоразумение!

— Н-да, проблемка, — заулыбалась Невельская.

Еще не протрезвев, Иван хорохорился:

— Я его ославлю. Соберу пресс-конференцию и добавлю ярких красок в его пресную голубую жизнь. Он что, обалдел совсем? На мне написано, что я это… такой же? Подам в суд за сексуальное домогательство!

Произнося свой страстный монолог, Иван не заметил, что Ирина с Алексеем уже оба в голос смеются. Ирина вынула платок, промокнула слезы, чтобы не размазалась тушь, и сказала:

— Иван, ты сегодня великолепен, я тебя обожаю! Но учти: я тебе долго не прощу этого чертова Якова. Запомни: долго! И ворчать буду, и пилить, и… что там еще делают в подобных случаях?..

— Иришка, да хоть на дыбу вздерни! От тебя все готов стерпеть! Но только от тебя! Главное, не от Архангельского!

Ирина и Асмолов опять дружно захохотали.