МИША. Давай с солеными огурцами.
ДЬЯКОН. Хорошо! Видишь, ты уж и продвинулся. Другой бы зароптал: не надо мне огурцов, хочу лосося! А ты — правильно, нету, и ладно. По— нашему, по-православному. Еще чего хочешь?
МИША. Чаю.
ДЬЯКОН. Давай, можно чаю. Где ж хозяйка-то, Миш?
МИША. Ушла хозяйка.
ДЬЯКОН. Хорошо! Слава Богу за все. Она ушла, а мы вот пришли, все уравновешено...
ЗООЛОГ. Сейчас, сейчас...
ДЬЯКОН. Ты пойми, Миша: думать-то не надо. За тебя есть кому подумать. А ты будь свеж духом, вот и будет ладно...
МИША. Ты знаешь, отец дьякон, где-нибудь, может, оно и нормально. Но у нас нет, понимаешь?
ДЬЯКОН. Почему? Не уразумел.
МИША. Я сам не уразумел. Но я теперь понимаю, что если тут живешь — как-то надо понимать зачем.
Иначе черт-те что. Тут для того, чтобы просто встать с кровати, надо иметь какой-то огромный стимул. Особенно если зима. Где-нибудь на Таити открыл глаза — и хочешь встать. А у нас открыл — и хочешь лечь. Это ужасное ощущение. У нас столько всего надо делать, и такого в основном неприятного, что надо знать — зачем. Понимаешь ты это? Иногда самая простая вещь такого требует напряга, и все на пустом месте, — что просто, знаешь, лег бы и лежал, и почти все так и делают. Так что если не знать зачем, — получается как сейчас. А как сейчас — мне не нравится, отец дьякон. Слава Богу за все, служу России, но мне не нравится.
ДЬЯКОН. Эк тебя медведем-то... Правду, видно, что-то исходит.
МИША. Не говори.
ДЬЯКОН. Слышь, специалист?
ЗООЛОГ. А?
ДЬЯКОН. Он задумываться стал. Раб-то Божий.
ЗООЛОГ. Ну так это по твоей части, затем и позвали.
ДЬЯКОН. Нет, товарищ дорогой, этак не получится. Это как раз не по моей. Раз он задумался, значит, веры нет, а раз веры нет, то я пошел.
ЗООЛОГ. Дезертируем, значит?
ДЬЯКОН. Дезертируем не дезертируем, а я при убивстве присутствовать не хочу. Это клиент не мой, мне тут делать нечего, вы решайте, а я того.
МИША. Минуточку. При каком убивстве?
ЗООЛОГ. Дурак ты, отец дьякон, и шутки твои дурацкие.
МИША. Какие шутки? В чем дело?
ЗООЛОГ. Дело в том, что отцу дьякону надо отлучиться, и он сейчас отлучится. А мы потом с ним в отведенном месте поговорим. И представление на следующее звание, может статься, не подпишем.
ДЬЯКОН. А я за звездочками не гонюсь, слава Богу за все. Бывайте здоровеньки, не кашляйте.
МИША. Я не понял. Объясните, пожалуйста. Я не то что возражаю, но мне надо понять...
ЗООЛОГ. Понимать тут особо нечего, Миша. Лично вам ничего не угрожает, успокойтесь, пейте чай. Мне от вас нужно очень небольшое содействие в очень небольшом вопросе.
МИША (
ЗООЛОГ. Минимальное. Вы его приманите, а остальное предоставьте мне.
МИША. Так. Не понял. Еще раз. Что вы намерены делать?
ЗООЛОГ. Я не буду перед вами отчитываться, что я намерен делать. Я работаю не в такой организации, чтобы каждому кандидату филологических наук объяснять свои действия. От вас требуется очень немногое: откройте дверь и приманите животное. Дальше профессионал разберется сам.
МИША. Минуту, минуту. Вы в какой же организации работаете?
ЗООЛОГ. Слушай, у тебя голова или арбуз? Ты сразу не понял, где я работаю? Послали бы к твоему медведю зоолога из другой организации или нет?
МИША
ЗООЛОГ. Господи, тебе-то какая разница? Мы к тебе претензий не имеем, ты все делал как надо, тебя даже не лишают степени. Живи, работай, ради Бога, никто не против. Вымани медведя, и все.
МИША. А сам ты не можешь его выманить?
ЗООЛОГ. Идиот. А стрелять кто будет?
МИША. А кто будет стрелять?
МИША. А почему? Почему, ты мне можешь объяснить? Что он сделал?
ЗООЛОГ. Он ничего не сделал. Но Запад, Миша, Запад.
МИША. Что у вас все Запад! Есть деньги — все делается для Запада. Нет денег — все для Запада. Что вам этот Запад, кого он колышет? Какое ему дело до моего медведя?!
ЗООЛОГ. Миша. Пока будет медведь, не будет денег.
МИША. Вы же встали с колен!
ЗООЛОГ. Так точно, встали. Встали с колен и опустились на четвереньки. Деньги нужны, Миша. А при медведе они денег не дают.
МИША. Почему?
ЗООЛОГ. Боятся. Они говорят — или медведь, или деньги. Мы не тянем больше твоего медведя, Миша.
МИША. Ну так не кормите, я сам прокормлю...
ЗООЛОГ. Миша. Пойми, дурацкая твоя голова. Я понимаю твои чувства, все дела. Я, когда у дочери пятнадцатый хомяк умер, сам задумался — может, мы что не так делаем. Но уразумей наконец: пока мы им не покажем шкуру убитого медведя, денег не будет. Они теперь умные, Миша. Они помнят, как мы вставали с колен.