Синдром Далекого Острова

–И с политикой, – вставил второй мужской голос.

–Именно, представительные органы власти представляют неизвестно кого. Во всех развитых обществах происходит примерно одно и то же. Меняются детали, но суть остается. Если у нас псевдодемократия пытается сделать вид, что она настоящая, то в Израиле, например, уже этнократия пытается выдавать себя за демократию.

Я проверил телефон. Ответа пока не было.

Голос продолжал.

–Прибавьте ко всему перечисленному ваш пассаж, про неотличимость технологии от магии – если то, как работает фотоаппарат, мы еще можем понять, то теория струн, особая теория относительности и многое другое, что стоит в основе современного представления о структуре мироздания – для нас находится совершенно за гранью осмысления. И не стоит считать, что это всего лишь недостаток образованности, нет. Мы все, вне зависимости от уровня образования и социального статуса, существуем в гиперреальности.

Единственный способ вырваться это…

Мой телефон издал короткий, но чрезвычайно яростный писк, от которого я, затаивши дыхание прислушивавшийся к диалогу за стеной, чуть не подпрыгнул.

–Мне жаль, но боюсь, я должен идти – у меня еще есть занятия, – сказал первый мужской голос. Звук шагов двинулся по направлению ко мне – Я ответил на ваш вопрос?

Голос прозвучал совсем рядом с дверью. Я сделал шаг в сторону.

–Эммм… Не совсем, – осторожно сказала девушка (она, видимо, тоже подошла к двери – голос звучал ближе). – Я все-таки спрашивала о синдроме одиночки.

–Ах, ну да. Меня немного унесло в сторону симулякров… Впрочем понятия-то смежные.

Щелкнул выключатель. Свет в зале погас.

–Синдром одиночки это… псевдофилософское понятие, обозначающее явление, когда… похожие, но не связанные между собой действия группы индивидуумов образуют некое…некое подобие сконцентрированных усилий, то есть кажутся составными элементами чего-то целого.

…

Шаги.

–Например, такое иногда происходит после сообщений о терактах или серийных убийствах, когда у террористов и маньяков появляются подражатели. Или, например, если в сообщениях в масс-медиа небольшой пожар будет выставлен поджогом, имевшим какую-то цель, и если этой теме будет уделено большое количество внимания, то в финале мы получим многократно увеличивающийся риск настоящих поджогов. Проще говоря, это похоже на эффект подражания или эффект присоединения к большинству. Однако главной разницей является то, что в случае с эффектом подражания всегда есть тот, кто начал цепочку, сделал первый шаг. В то время как синдром одиночки как раз подразумевает отсутствие этого элемента.

Из зала, не замечая меня, стоящего чуть в стороне, вышел мужчина средних лет, поправляющий очки и сжимающий под мышкой туго набитый бумагами портфель. Достав из кармана связку ключей, он повернулся спиной ко мне, по-прежнему не замечая. Видимо, он ждал, пока его собеседники выйдут, давая ему возможность закрыть зал.

И они вышли. Ими были двое молодых людей, на вид несколько старше меня. Брюнетка и блондин.

Они, не обращая внимания на меня (вряд ли они могли меня не заметить), встали с другой стороны двери, напротив мужчины.

–Так вот, – продолжил он, копаясь в ключах. – В синдроме одиночки отсутствует тот, кто задает тенденцию. Я делаю, потому, что делаете вы (он указал рукой на блондина), вы делаете, потому, что делаете вы (теперь на брюнетку), а вы делаете, потому что… – он указал рукой куда-то за спину.

Точно на меня.

Блондин и брюнетка с интересом меня разглядывали.

Мужчина, закрывая дверь, продолжал.

–Вы можете иметь какие-то догадки, могут быть какие-то слухи, может быть даже кто-то с навешенным ярлыком авторства, но все это не более чем видимость, существующая лишь в головах людей. Потенциальный подражатель должен верить, что он кому-то подражает, хотя в действительности это не так.

Он убрал ключи в карман.

–У меня вопрос, – подал голос я. – Так как все-таки вырваться из гиперреальности?

Мужчина посмотрел на меня, поправил очки и, повернувшись к блондину и брюнетке, вопросительно приподнял голову.

–Идеи?

–Третья мировая, – сказала брюнетка.

–Дауншифтинг, – сказал блондин.

–Спорно, хотя возможно. Я бы вот назвал возврат к ценностям индустриального общества, – поворачиваясь ко мне, произнес мужчина. – Хотя без костров из книг в любом случае не обойдется.

Он улыбнулся.

–А теперь позвольте откланяться, – он отвесил символический (как к месту) поклон сначала в мою, потом в их сторону и направился к двери.

Мы втроем проводили его взглядом. Уже открыв дверь, он вдруг замер и повернувшись к нам спросил:

–Чью книгу бы вы сожгли?

–Солженицына, – не задумываясь, ответила брюнетка.

–Виктора Ерофеева, – тоже не потратив ни секунды на размышление, сказал блондин.

Происходящее напоминало мне сцену в машине из финчеровской интерпретации Бойцовского клуба.

Все трое вопросительно смотрели на меня.

…

–Франц Кафка, – выпалил я.

Мужчина на секунду задумался.

–Интересный выбор… о многом говорит, – он, немного задумавшись, покивал головой, а потом исчез за дверью.

Мы остались втроем.