Синдром Джека-потрошителя

Они как раз приближались к нему, когда с крыши упала маленькая девочка. Мужчина из этой пары был студентом-медиком, он сумел запустить ее сердце, а потом он и его возлюбленная доставили девочку в больницу. Это, возможно, спасло их самих от гибели – убийца не заметил их, не столкнулся с ними. Полиция прибыла туда лишь наутро и обнаружила в одном из залов мертвую женщину.

Приморский Мясник снова сумел уйти, но на сей раз не слишком далеко. Очнувшаяся девочка дала такое точное и детальное описание, что скоро он был перехвачен в одном из поездов. Теперь его ожидал суд – и наказание.

Только это ничего не могло обратить вспять – вернуть ей мать… или ее потерянное детство. Пыреев это знал, знала и его маленькая собеседница.

– Значит, меня убила молния? – еле слышно произнесла она.

– Не убила.

Но она продолжила так, словно и не услышала его.

– А я все думала: что же у меня с рукой? Она выглядит так странно!

– Ты снимала повязки?

– Я заглянула под них, они свободные. Думаю, на самом деле повязки не нужны, ведь у меня нет открытых ран. Меня просто не хотят пугать. Тут все делают, чтобы меня не пугать, а этим пугают еще больше. Они намотали на меня эти бинты, потому что у меня теперь страшная рука.

Она приподняла руку, заметно поморщившись – движения причиняли ей боль. Но она все равно не остановилась, убрала в сторону часть повязок, и Сергей увидел, что рука и правда выглядит удручающе. Здоровой кожи там почти не осталось, все покрывали странные багрово-черные линии, синие и желтые синяки.

– Это пройдет, – пообещал он. – По крайней мере, частично. Синяки полностью заживут, и рука уже не будет так болеть, я говорил об этом с докторами.

– Но что-то останется?

– Останется шрам, тут ты права. Но он будет очень необычный, как… как цветочек!

Янтарные глаза посмотрели на него со взрослой строгостью.

– Не сюсюкайте, вам это не идет. Вы не такой глупый, как они.

– Ты права, прости, – смутился Сергей. Впервые в жизни его отчитывал ребенок – и этот ребенок был прав. – Но шрам и правда будет необычный. Это называется фигура Лихтенберга, их оставляют молнии, могут оставить везде – на дереве, на земле…

– И на людях?

– На людях – большая редкость, и я бы на твоем месте гордился ею.

– Почему это выглядит вот так? – спросила она, рассматривая свою руку.

– На этот вопрос тебе даже медики не ответят, но есть предположение, что мощнейший заряд тока от молнии вредит в первую очередь кровеносным сосудам, травмирует их, и они проявляются на коже – вот как у тебя. Это твоя личная молния, Каштанчик, она будет беречь тебя.

Он впервые назвал ее ласковым прозвищем, о котором рассказывала ее бабушка. Сергей знал, что это вызовет сильную реакцию, и не ошибся.

Если бы в ней осталось хоть что-то наивное, детское и беззащитное, она бы расплакалась. Если бы убийца сломал ее разум, она впала бы в ступор. Но она смотрела на него зло, как маленький хищный зверек, загнанный в угол.

– Не называйте меня так!

– Прости, пожалуйста, но мне сказали, что тебя так зовут все.

– Меня так звала мама, а мамы больше нет. Да и какой я теперь Каштанчик? – Она провела левой рукой по волосам, она вряд ли успела привыкнуть к их серебристой белизне. – Без мамы это все не то. Если вам так проще понять, Каштанчика он убил. Поздравьте его.

– Мы теперь с тобой будем видеться часто, – сообщил Пыреев. – Будем говорить, я буду помогать тебе… я постараюсь помочь. Но мне нужно как-то обращаться к тебе, правда? Так как ты позволишь мне тебя звать?

– Это глупый вопрос. У меня есть имя – его и используйте. Думаю, вы его уже знаете, но если хотите, я скажу. Меня зовут Анна.

Глава 16 Уильям Джон Бернс

Анне всегда удавалось удерживать под контролем все – и обстоятельства, и мысли, и чувства. Секрет был прост, она открыла его еще маленькой девочкой: нужно очень хорошо понимать, что происходит. Когда тебя что-то удивляет, сделай паузу, задумайся, разложи это по полочкам, убей в этом чудо и магию, и все станет на свои места.

Много лет эта схема ее не подводила, а теперь… теперь творилось нечто странное. Не все в жизни можно держать на цепи. Оказывается, можно выбирать, о чем ты думаешь, но очень сложно выбирать, что ты чувствуешь. Душа рвется наружу и через клетки, и через лед, если она еще не погибла.

Но все это не значило, что она полностью потеряла контроль. Анна понимала, что она чувствует, ей просто этого не хотелось. И чтобы уйти от сомнений и страха перед тем, что ее ждет, она заняла себя делом. Она изучала письма, которые дал ей Дмитрий Аграновский – они были даже ценнее, чем она предполагала. Она видела перед собой историю, которой хотела поделиться.

По-хорошему, ей вообще следовало бы прекратить общение с Леоном. Это порадовало бы Дмитрия и, возможно, пошло бы на пользу самому Леону. Но это же ранило бы ее – а она была не склонна к мазохизму.

Смирившись с тем, что само его присутствие приносит ей радость, Анна хотела сделать эти встречи важными для них обоих. Поэтому она нашла ответы на вопросы, которые он не решался задать, и теперь ждала, когда сможет все рассказать ему.