Синдром Е

Люси собралась уже выбираться из подвала, когда услышала на первом этаже шаги. И как будто кто-то наступил на стекло, раздавил… Она затаила дыхание. Может, ей просто почудилось – после всех этих ужасов на экране? Стараясь не производить ни малейшего шума, она двинулась вверх по ступенькам. И вот наконец прихожая.

Дверь в дом приоткрыта.

Но она же, войдя, заперла ее на ключ!

Люси кинулась к двери, выглянула наружу.

Никого.

Озадаченная, она вернулась в дом и осмотрелась. На первый взгляд все в порядке, никто ничего не трогал, никто ничего не двигал. Она пошла по коридору, исследуя выходившие в него помещения. Ванная, кухня, кабинет…

Кабинет! А в кабинете Людовик хранит свои километры пленки!

Дверь и здесь оказалась приоткрыта. Люси проскользнула в щель и оказалась в комнате, где обычно стопками громоздились круглые жестяные коробки. Обычно… Сейчас все оказалось не так, как обычно: десятки коробок валялись на полу, куда ни глянь – выдернутая из своего гнездышка пленка. Люси работала в полиции, – естественно, она сразу заметила, что пленка вынута только из тех коробок, на которых нет этикеток: ни имени автора, ни названия фильма, ни года выпуска… Да, точно, незваный гость вытаскивал из коробок и исследовал именно и только такие пленки.

Тот, кто побывал здесь, искал что-то вполне определенное.

Анонимный фильм.

Людовик сказал, что приобрел накануне у одного коллекционера кучу фильмов, включая и тот, который она только что посмотрела. Люси поколебалась, еще раз оглядела комнату. Вызывать полицию и составлять протокол показалось ей бессмысленным: никаких следов взлома, никаких повреждений, ничего не украдено… Тем не менее она снова спустилась в подвал, отделила от проектора эту странную бобину, сунула в коробку и положила в сумку – надо отнести реставратору, визитка с адресом у нее есть. Похоже, ни одна короткометражка в жизни не производила на ее психику такого впечатления, она чувствовала себя опустошенной, она – повидавшая теперь уже за многие годы работы столько вскрытий и столько следов преступлений!

А когда она вышла наконец на свежий воздух – подумала, что дневной свет все-таки не такая уж плохая штука.

7

– А чем вы занимались, прежде чем начали пахать в управлении, комиссар Шарко?

– Скажем, чтобы не усложнять, что довольно долго проторчал в уголовке…

– Понятно.

Лицо комиссара Руанской территориальной службы судебной полиции Жоржа Переса, которому было поручено расследование по делу о пяти трупах в траншее, казалось суровым. В машине, когда Шарко ехал сюда с лейтенантом Пуарье, тот сообщил о своем начальнике, что шеф непреклонен, упрям и у него аллергия на любую форму вмешательства в его дела. Перес оказался невысоким – едва ли метр шестьдесят – и совершенно затерявшимся в своем сером костюме, но голос у него был сильный, как у Барри Уайта. Когда комиссар Перес принимался орать на подчиненных, стены дрожали.

– Вообще-то, мы не привыкли работать вместе с… с аналитиками. Надеюсь, вы сумеете разобраться во всем сами – народу у меня мало, и заняты все по горло.

Шарко сидел напротив Переса, положив руки на колени, и еле дышал от жары.

– Не беспокойтесь, я буду нем, как протокол вскрытия. И возможно, дня через два, через три слиняю отсюда с кучей ксерокопий под мышкой. Главное – обеспечить мне доступ к информации, – приезжий ткнул пальцем в сияющий лаком стол, – имею в виду, ко всей информации, и чтобы у меня в номере была ванная, потому что при такой температуре воздуха мне всегда охота полежать в ледяной воде.

Комиссар Перес разразился громовым хохотом, встал и запустил вентилятор, стоявший непосредственно перед портретом президента Саркози, на полную скорость.

– Ах, вам нужна информация! Ну так вот. Есть на сегодняшний день хоть какие-нибудь заслуживающие внимания результаты опроса по соседству? Нет! Есть свидетели, прямые или косвенные? Нет! На месте преступления, помимо разложившихся трупов, не было обнаружено ни единой улики, ни единого следа, что, впрочем, естественно, если трупы были зарыты несколько месяцев назад, да еще с учетом того, сколько с тех пор было гроз. Все наши: судмедэксперт, антрополог, энтомолог – бьются сейчас над тем, чтобы разобраться, какой шматок тела – чей. Это хуже пазла из тысячи кусочков! Наверняка до утра не закончат. Единственное, в чем мы уверены: жертвы – люди, и люди взрослые. К несчастью, вы рискуете уехать лишь с этой информацией, комиссар, то есть почти ни с чем.

Всякий раз, как ветерок от вентилятора ласкал Шарко щеку, он закрывал глаза.

– А как насчет списков пропавших, находящихся в розыске?

– Пока рано что-либо говорить. Жду ответа из Института судебной медицины насчет времени смерти и физических характеристик жертв. Одно точно: ни в нашем регионе, ни по стране в целом не было зарегистрировано столь массового исчезновения людей в одной конкретной местности.

– А вне страны? Интерпол что говорит?