- Погреться хочешь? - спросила она, но увидела, что Антон сел, и громким шепотом сказала: - Ну-ну, ты мне белье намочишь. Снимай трусы. Хочешь, я тебе женские дам?
- Нет, спасибо, - усмехнулся Антон.
- Давай-давай, снимай. Я отвернусь.
Антон снял трусы, скомкал их и засунул в карман брюк. После этого он быстро залез под одеяло.
- Спасибо тебе, - сказал он. - Не знаю, что бы я без тебя делал. Теперь можно и водки. Я замерз как собака, очень долго купался.
- А ботинки утопил, что ли? - спросила соседка, подавая ему стакан с водкой. Она зашуршала бумагой, затем протянула ему бутерброд с колбасой и села на край кровати.
- Утопил, - ответил Антон. - Между прочим, как тебя зовут?
- Вера меня зовут. Пей, у меня только один стакан.
- А меня Антон, - представился он и поднес стакан ко рту.
- Я знаю, что Антон. Я теперь все про тебя знаю.
- Все про себя даже я не знаю, - ответил Антон. Он выпил, сморщился, понюхал тыльную сторону ладони и после этого взялся за бутерброд.
Вера налила себе, быстро выпила, закусила кусочком хлеба, затем встала и погасила свет.
- Двигайся к стенке, - сказала она. - Я люблю с краю.
Ничего разглядеть в такой темноте Антон не мог. Он услышал лишь шуршание одежды, затем Вера откинула одеяло и легла рядом. Кровать была узкой, под тяжестью двух тел панцирная сетка сильно провисла, и они тут же очутились посредине, прижатые друг к другу, словно два бутерброда. Антон просунул руку ей под голову. Вера устроилась поудобнее, и некоторое время они лежали молча, не шевелясь. Затем она принялась гладить его по спине, приговаривая:
- Замерз, бедняжка. Холодный как лягушка. Сейчас я тебя согрею.
- Неудобно трахаться в таком мешке, - обреченно сказал Антон.
- Неудобно спать на потолке - одеяло падает, - ответила Вера.
- Ты мудрая женщина, - сказал Антон. - На потолке действительно неудобно спать.
Водка и горячее тело Веры быстро согрели его, и вскоре он почувствовал, что ему жарко. Ему совсем не хотелось шевелиться и отвечать на ласки этой горячей как печка бабы. А она, видно, вошла во вкус, теребила его, тяжело дышала и пыталась перевернуть Антона на спину, окончательно подмять под себя. Перестав сопротивляться, Антон лег так, как ей хотелось, закрыл глаза, и тут же голова у него закружилась. Он увидел белый треугольник, который, медленно вращаясь, уплывал вдаль, пока не превратился в яркую звездочку. Затем от звезды отделилась красная точка. Увеличиваясь в размерах, она приближалась к нему, и вскоре Антон увидел, что это губы. Красные, сочные, чувственные губы юной сладострастницы. Затем губы раскрылись, и в темном проеме Антон увидел ту самую звездочку, которая сияла пуще прежнего.
- Ты что, импотент? - сквозь дрему услышал он.
Антон удивился тому, что губы заговорили с ним, и тихо ответил:
- Нет, я очень устал. Долго плыл.
- Да? - услышал он, и через некоторое время губы сказали: - Ну да, ты же наркоман.
- Я просто устал, - повторил Антон.
Почувствовав, как его толкнули в бок, он подвинулся, и Вера легла рядом.
- Вот так всегда, - прошептала она. - Как красивый мужик, обязательно слабак. Перевелись красивые самцы. Одни импотенты да небритые дворняги остались. А не устал ты, голубчик, херней заниматься, - спокойно сказала Вера. - Колешься всякой дрянью.
- А чем надо колоться? - без тени иронии спросил Антон.
- Хочешь я тебя за неделю половым гигантом сделаю? - спросила Вера.
- Нет, не хочу.
- Ты что, не веришь? - спросила Вера.
- Верю. Ты можешь. Расскажи лучше что-нибудь, - попросил Антон. - Ты человек рисковый, наверняка с тобой случалось всякое.
- Всякое-то случалось, - согласилась Вера. - Со мной такое случалось, какое тебе и не снилось. С моей жизни можно роман писать. Сказка, а не жизнь. Вот я сюда и приехала, чтобы отдохнуть от этой сказки. Почему-то одни живут и ничего с ними не происходит. А на других, на меня, например, валится все, что ни попадя. Чего я только не делала: с квартиры съехала, на другую работу устроилась, даже фамилию два раза меняла...
- Бесполезно, - сказал Антон. - Это судьба. Единственное, ч чем не надо бороться в этой жизни, так это с судьбой. Ее надо принимать такой, какая она есть. Ладно, уговорила, я расскажу тебе историю одного моего знакомого. Будешь слушать?
- Давай, - вздохнула Вера. - С паршивой овцы хоть шерсти клок.