Читаем Синдром Кандинского полностью

Синдром Кандинского

— О Господи! — закрыв лицо руками, прошептал Антон. — Кто же знал, что такое может произойти. Это — обычное совпадение. Я выдумал эту историю. Не было у меня никогда никакого знакомого Василия.

Наташа пожала плечами и равнодушно ответила:

— Я знаю. Какая разница, Антон?

— А почему вы не вызовете врача? — спросил Антон.

— Потому что сюда никто не поедет, — ответила Наташа. — Это же не Москва. К нам даже дороги нет. Ничего, маме уже лучше. Она пришла в себя.

Антона трясло, словно в лихорадке. Причем недомогание и дрожь появились у него давно, но он приписывал это усталости, а сейчас он вдруг понял, что у него самый настоящий жар.

Узнав, что Елене Александровне лучше, Антон встал, немного помялся и сказал:

— Тогда я пойду. Может, все-таки вызвать врача? Я сбегаю. — Сказав это, он тут же понял, что как раз сбегать у него не получится. Ему было трудно даже стоять, и он оперся о спинку стула.

— Не надо, — ответила Наташа. — Это не в первый раз с ней. Саша делает уколы лучше любого «мясника» из «Скорой», а больше они ничего и не могут.

Из спальни вышла Ниночка. Видно было, что она плакала, и Антон с новой силой ощутил свою вину перед этим семейством. Он ещё раз извинился, пожелал всем спокойной ночи и отправился было к двери, но остановился и сказал:

— Ниночка, можно тебя на минуту?

Ниночка удивленно посмотрела на него и подошла.

— Не ходи завтра с Зурабом в лес, — на ухо прошептал Антон. Нина испуганно посмотрела на него, а он добавил: — И вообще Зураб — сволочь. Будь с ним осторожнее, а лучше пошли его подальше. — Не дожидаясь вопросов, Антон тихо закрыл за собой дверь и вышел из дома.

На улице Антон почувствовал себя ещё хуже. Жар сменился ознобом, теплый ветер обжигал тело холодом, и оно моментально покрылось гусиной кожей. Антон, как пьяный, наклонился вперед и, едва успевая переставлять ноги, почти побежал в сторону Гагры. Он торопился на вокзал, надеясь успеть сесть на любой из проходящих поездов хотя бы и без билета. Он даже представил себе полутемное, душное купе с постелью на второй полке, мягкое покачивание вагона и перестук колес. Картина была такой яркой и приятной, что Антон совсем позабыл о темном пляже, по которому шел. Неожиданно он споткнулся о камень и упал. Песок, не успев остыть был теплее воздуха, и Антон прижался к нему всем телом, начал подгребать его под себя, чтобы согреться. Он расслабился, и это немного помогло ему — дрожь уменьшилась. Антон впервые задумался, что с ним произошло. Перебрав в уме вынужденное долгое купание ночью, завтрак, сидение на солнце, Антон вспомнил грязную болотную воду, попавшую в шприц. Он прижался щекой к теплому песку, закрыл глаза и подумал, что из этой переделки он вряд ли выплывет, потому что больше бревна не будет. Но это нисколько не напугало его. Наоборот, он подтянул к себе кейс, с трудом сел и после долгих неловких приготовлений сделал себе укол. Через некоторое время он сделал себе второй укол, а затем и третий.

Как он и хотел, в купе был полумрак. Антон лежал на мягкой постели на верхней полке и покачивался вместе с вагоном: вверх-вниз, вправо-влево. Правда, не было слышно перестука колес, поезд шел в абсолютной тишине, словно на резиновых шинах по ковру. В окно светили невероятно крупные звезды, каждая величиной с яблоко.

— Какие огромные, — сказал Антон.

— Да, — ответил ему голос снизу из темноты.

— А что это за поезд? Куда идет? — спросил Антон, воспользовавшись тем, что сосед по купе не спит.

— В Бардо, — ответили снизу.

— Бардо, Бардо, — забормотал Антон, вспоминая, где слышал это слово. Название вроде бы украинское, — не вспомнив, сказал он.

— Тибетское, — ответил голос.

— Да, кажется, тибетское, — сказал Антон и перевернулся на спину. Глаза его сами собой закрылись. Он вспомнил Елену Александровну, свою последнюю историю и подумал, что, наверно, воспоминание о смерти — это единственное что остается у человека в памяти о прошлой жизни.