Синдром Кандинского

— Упаси Боже, — всплеснул руками Александр. — Мама с Наташей сегодня говорили о вас. Не затыкать же мне уши в собственном доме. А насчет порога, — кто вы мне такой, чтобы вас не пускать на порог? Вы ешьте, ешьте, путь до Москвы неблизкий, а в вагонах-ресторанах так накормят, что потом неделю с толчка не слезешь.

Елена Александровна тревожно всматривалась в лицо Антона. Глаза у неё были красными и влажными, она по-старушечьи жевала губами и иногда прикладывала к ним носовой платок.

Усмехнувшись, Антон принялся за еду, а на Александра, видимо, напало вдохновение: он болтал, не умолкая. Начал Александр издалека, с того, что он атеист, но вполне понимает верующих любого вероисповедания, а закончил странным, хотя и в духе этой семьи, пассажем.

— Человек любит свое прошлое, но только в пределах одной жизни, гоняя горошину по тарелке, мечтательно сказал он. — Память о предыдущих жизнях может свести человека с ума или толкнуть на самоубийство. Потому что бесконечный переход из одной жизни в другую начисто обессмысливает ту одну, ценную для него жизнь, которую он в данный момент имеет. Человек как бы сливается с бесчисленным множеством чужих ему людей, коими он был раньше, теряет собственную индивидуальность, а это единственное, чего у него никто не может отнять. Только Бог может позволить себе быть всем, везде и во все времена и знать об этом.

— Вы же атеист. О каком Боге, о каких других жизнях вы говорите? жуя, спросил Антон.

— Атеисты тоже бывают разные, — ответил Александр. — Одни просто не верят, другие не договорились с Богом, третьи не докричались до него.

— И к каким же вы себя причисляете? — спросил Антон.

— Будем считать, что я не договорился с ним. Ну Бог с ним, с Богом. Извините за каламбур. Я хочу выпить за то, чтоб мы не драматизировали нашу жизнь. — Александр поднял фужер с вином. — Не забегали вперед и не копили негативный опыт, чем, как мне кажется, занимается Антон. Все мы собираем или копим то, что соответствует нашему душевному складу. Одни коллекционируют острые ощущения, другие — женщин, третьи — свои несчастья. Острые ощущения лучше, чем несчастья, женщины, — Александр усмехнулся, лучше, чем острые ощущения, ничего не коллекционировать лучше, чем всю жизнь таскаться по бабам. Если хочешь увидеть все, не сосредоточивай внимания на частностях.

— Выпить я согласен, — сказал Антон, подняв фужер. — А насчет меня вы ошибаетесь, Александр. Я ничего не коллекционирую и не накапливаю. Это вас ввел в заблуждение мой внешний вид. И невзлюбили вы меня потому, что вам когда-то внушили, что человек в грязном смокинге — не в робе, а именно в смокинге, — может быть только подонком. Смокинг говорит о том, что я бездельник, грязь на смокинге — опустившийся бездельник. Так?

— Не совсем, но почти так, — ответил Александр. — Заметьте, вы сами вынуждаете меня быть откровенным. Далась вам эта откровенность. Да, вы мне сразу не понравились, и не последнюю роль в том сыграл смокинг, хотя к любой одежде я отношусь терпимо.

— Один мой знакомый ненавидел людей не велосипедах, потому что в детстве мать не могла купить ему велосипед.

— Не надо заниматься психоанализом, Антон, — спокойно ответил Александр. — У вас это плохо получается. Нас в детстве одевали, как и всех детей. Не хуже, не лучше. Просто я не люблю слишком раскованных людей с плавающим взглядом. Я понятно изъясняюсь?

— Да, конечно, — ответил Антон. — В конце концов мне все равно, любите вы меня или нет. Я даже на вас не обижаюсь, вы такой, какой есть.

— Ну и отлично, — оживился Александр. — Тогда давайте наконец выпьем за то, что мы есть. Я считаю, что быть или не быть — не проблема для мужчины. Конечно же, быть. — Александр отпил два глотка и поставил фужер на место.

Антон и Наташа выпили вино до дна.

— Каждый вкладывает в это свой смысл, — поставив фужер, сказал Антон. — Я хотел бы перефразировать Платона. Бог создал архетип понятия «быть», философ — подобие архетипа, художник — подобие подобия.

— Ну и к чему все это? — спросил Александр.

— А к тому, что лично я не знаю, что такое «быть». Сейчас можно только догадываться, какой смысл вкладывал Бог в это понятие. Я, конечно, тоже за «быть», но даже не встречал людей, которые бы знали, что это такое. Хотите, я расскажу историю об одном своем знакомом?

— Знаем, знаем, — почти в один голос сказали Наташа и Ниночка. Затем Ниночка добавила: — Вы расскажете нам о своем друге Иване?

Наташа рассмеялась, а Антон серьезно сказал:

— Нет, на этот раз я расскажу о другом своем знакомом. Его звали Василий.

— Его «звали», значит, страшная история, — сказала Наташа.

— Ну, это как посмотреть, — ответил Антон. — Во всяком случае, это типичная история.

— Как много у тебя неблагополучных знакомых, — с улыбкой заметила Наташа.

Антон пожал плечами и спросил:

— Так рассказывать или нет?

— Давайте, — опять подала голос Ниночка. — Только про мертвецов не надо.