Синдром космопроходца (СИ)

– Ну что вы. Я всего лишь пытаюсь выяснить название планеты, – прошипел Рокотов.

– Новый Йоркшир.

Пожар в груди потух, как возгорание в отсеке после откачки из него воздуха. Его место заняла отупелая решимость и обреченность.

– Не полечу, – сказал Рокотов.

Ставинский смерил его говорящим взглядом и скрестил руки на груди.

– Боюсь, придется, капитан. И вы полетите, уверен.

– Ах так?..

Уголки губ Ставинского дернулись, обозначая улыбку.

– Как старшего по званию прошу принять мою отставку, – проронил Рокотов. – Пока на словах, однако вечером обещаю прислать рапорт.

Несколько последовавших секунд Рокотову казалось, будто именно ему сейчас сломают нос.

– И куда вы пойдете? – поинтересовался Ставинский.

– Грузчики всем нужны: каждой планете надо что-либо доставить на другую и, наоборот, привезти. Дело достаточно прибыльное: на лоханку наскребу, а там… как уж получится.

Некоторое время Ставинский молча мерил его совершенно нечитаемым взглядом.

– Глупо и импульсивно сжигать мосты, которые даже не скрипят, – тяжело вздохнув, наконец заметил он.

– Зато буду летать, а не… – цензурные слова закончились, потому Рокотов решил помолчать: за оскорбления старшего по званию тоже огрести недолго.

– По дерьмовому куску камня ползать? – помог договорить генерал.

– Точно.

– Это временно, – заверил Ставинский. – Вернетесь вы на своего «Айзу», не тревожьтесь.

– Когда?..

– Будет зависеть от вас и от результата, – примирительно произнес Ставинский, разведя руками. – Не обманывайте ни меня, ни себя, Рокотов. Разница между дальней разведкой и грузоперевозкой подобна различию в скорости между истребителем и дельтапланом. Вам известно об этом получше меня. Знаете, к чему приведет ваш уход? К исчезновению в черной дыре. Очень скором, замечу, и абсолютно бесславном. Если, конечно, не свихнетесь еще раньше из-за галлюцинаций все равно какого рода: будут ли то мерещащиеся космопроходцам фейки или зеленые змеи – дело дцатое.

– Не я первый и не я же последний, – пробормотал Рокотов.

– Однако зачем подводить себя к детскому «на зло маме пойду без шапки, отморожу уши, заболею и умру»?

– В роли «матушки», конечно же, выступает родной космофлот?

Ставинский хмыкнул.

Рокотов шумно выдохнул. Этот проклятый стационный генерал космофлота при всей его… – пожалуй, слово слюнявость в отношении него вполне подходило (Рокотов никак не мог избавиться от ощущения, будто к нему пытаются навязчиво лезть: так поступали невоспитанные псы, которых заводили некоторые космопроходцы, к счастью, нечасто) – был убедителен. В отставку сильно не хотелось. И да: он блефовал, прекрасно понимая, что на руках у него ни одного козыря. Более того, Ставинский об этом знал.

– От человека, который никогда ничего не расследовал, сложно ждать быстрых результатов, – проворчал Рокотов.

– Я, признаюсь, согласен с вами полностью, – сказал Ставинский, – однако не я просил назначить именно вас.

– И кто же этот… с позволения сказать… благодетель?

– Имя Дэн Орлик, думаю, вам хорошо знакомо, капитан.

***

Изображение слегка прыгало, реагируя на движение автомобиля, впрочем, ни узнать людей по ту сторону экрана, ни слышать их это не мешало. Рокотов привык видеть адмирала Орлика по новостным каналам – в блеске славы на парадах или сосредоточенным на заседаниях кабинета министров. Человек, устало откинувшийся на спинку кожаного сидения, одновременно и являлся им, и нет. На побледневшем, осунувшемся лице выделялись морщины. Кривым багровым рубцом прорезал подбородок знаменитый шрам, полученный при осаде Ангабая. Плечи поникли, словно под неподъемной тяжестью, и лишь глаза едва ли не светились. Адмиралом владела какая-то идея из тех, невозможных, способствующих железной рукой наводить порядок в космическом пространстве, двумя фразами ставить на место зарвавшихся глав торговых союзов и президентов, решать невыполнимые задачи, зачастую не учитывая законов физики или конечности людского ресурса.

Рокотов читал о возникшем на Земле после драки за Марс общественном движении «лоялистов». Его представители собирались привлечь Орлика к суду за «недопустимое отношение к собственным подчиненным», однако за адмирала абсолютно неожиданно и для стационов-обвинителей, и для журналюг любых мастей единогласно вступился весь космический флот – все, кто выжил в той мясорубке.

«Стационам никогда не понять, какие ощущения испытывают те, кто переступает порог собственных возможностей: прыгает выше потолка и собственной головы», – мельком подумал Рокотов и поморщился от невесть откуда влезшего в мысли пафоса.

Рядом с адмиралом сидел Ставинский и выглядел, пожалуй, похуже него. У Орлика был живой с хитринкой и легкой безуминкой взгляд, генерал же смотрел в одну точку: бледный и не менее усталый, с темными кругами под глазами и весь словно выцветший. Кисти рук он заложил подмышки, будто спасаясь от холода, хотя, скорее всего, сдерживал дрожь. Поэтому он воспользовался держателем, расположенным на переднем кресле автомобиля.