Пришлось Элле проглотить свою гордость и опять обратиться к Лещинскому. Опять он без единого слова ссудил ей деньги. На время ремонта она вернулась в родное общежитие. Все работы, какие только могла, Элла в целях экономии проводила сама. Сама побелила потолки, сама поклеила обои. Даже пол циклей отскребла сама и покрыла его лаком. Плиту и всю сантехнику ей сменило домоуправление, но за агрегаты и установку пришлось, разумеется, заплатить.
А потом с ней произошла забавная вещь. Неподалеку от ее нового жилища находилось одно из посольств, где как раз в это время тоже шел ремонт. Однажды, проходя мимо, Элла увидела сквозь открытые ворота осколки мрамора, валяющиеся на земле во дворе посольства. Она робко заглянула внутрь, и на нее обратил внимание один из рабочих.
— Нельзя ли купить эти обломки мрамора? — спросила Элла. — Я хотела бы отделать подоконник в кухне.
Рабочий долго смотрел на нее молча, словно никак не мог уразуметь, о чем она толкует. Элла даже решила, что он иностранец, и уже раздумывала, на каком из известных ей языков к нему лучше обратиться, когда он наконец прервал молчание:
— А зачем обломки? Я тебе плиту выкачу. Говори адрес.
Элла сказала адрес, и он принес ей целую, без единого скола, мраморную плиту. Сам замесил раствор, сам уложил плиту в кухне на подоконнике. Потом без всякого приглашения походил по квартире, пощелкал костяшкой пальца по дверям.
— Двери нужны?
— Нужны, конечно, но у меня денег не так уж много…
— Не обижу.
Он обмерил дверные проемы, записал, пошел осматриваться дальше.
— Люстра нужна?
— Да, но…
— Запишем. Плитка нужна?
— Да, но…
Под его взглядом Элла смолкла.
— И унитаз, пардон, советую сменить. Это советское дерьмо в первый же день потечет.
Элла уже ничего не говорила, только кивала, как китайский болванчик. Он приволок и установил югославский унитаз, отделал кухню и ванную прекрасной чешской плиткой, повесил светильники в прихожей, на кухне и в обеих комнатах, укрепил карнизы для штор, сменил все двери, включая входную. Денег хватило в обрез. Насколько она могла понять, мастер взял только за работу: материалы считались «трофейными».
На мебель денег не осталось, но Элла решила, что мебель — дело наживное. У нее была раскладушка с матрацем, на которой она спала еще в коммуналке на Киевской, стол, за которым она ела и работала на машинке, причем делать это можно было только поочередно, и стул. Остальное, решила она, приложится. Одежду приходилось держать в чемодане или вешать на гвоздик и закрывать марлей, чтоб не пылилась. Книги стояли на полу у стены. Зато у нее была ее собственная, сверкающая чистотой квартира.
На кафедре ей подарили поваренную книгу и собрали немного денег. Элла хотела отдать их Лещинскому, но он и слушать ничего не стал.
— Копите на мебель. А мне успеете отдать, мне не к спеху. Я вам еще халтурки подкину.
На этот раз работа была совсем уж экзотической: перевести с английского часть книги Фридриха Хайека «Закон, законодательство и свобода», не предназначавшейся для открытой печати.
— Это трехтомник, — объяснил Лещинский, — мне одному не потянуть. А вы могли бы здорово меня выручить.
Элла, конечно, взялась за работу с энтузиазмом: помимо всего прочего, это было захватывающе интересно, не то что африканский деятель! Потом они поработали вместе в ее маленькой квартирке, сводя воедино терминологию. Надо было соблюдать конспирацию, ведь ей, не члену партии, скромной аспирантке УДН с сомнительным именем и отчеством, никто не доверил бы такую работу.
— Но ведь тут все правильно говорится! — наивно воскликнула Элла. — Так и должно быть! Как же они не понимают?
— Не волнуйтесь, — печально и мудро усмехнулся Лещинский, — все они прекрасно понимают. Но учение Хайека подрывает основу их благополучия, именуемую в просторечии марксизмом-ленинизмом.
— А зачем им Хайек, если они все равно не будут это печатать?
— Печатать будут, но не для всех. Они считают, что врага надо знать в лицо, это во-первых. А во-вторых, там наверху есть свои вольнодумцы. Я вам давал читать Амальрика? — Элла кивнула. — Вот они тоже встревожены и тоже задаются этим вопросом: просуществует ли Советский Союз до 1984 года? Кое-кто высказывается за осторожные реформы в духе Хайека.
— Ничего у них не выйдет, — покачала головой Элла.
— Я тоже думаю, что система не реформируема. Ее надо менять тотально, а не частями. Но пусть потешатся, нам-то с вами что за дело? Мы за работу деньги получаем, а заодно еще и удовольствие.
Для пущей конспирации Элла перепечатала его половину набело на своей безотказной «Эрике», а Лещинский настоял на том, чтобы расплатиться с ней за перепечатку.
— А то запутаемся, кто кому сколько должен, — сказал он.
Они сдали работу и получили большой гонорар. Элла вернула ему одолженные деньги. Не все, но осталось совсем чуть-чуть.