Синдром Настасьи Филипповны

— Было бы только хуже, — закончила за него Элла. — Поверь мне: что ей сейчас меньше всего нужно, так это возникший из ниоткуда отец. Возвращайся на работу. У нее со временем все пройдет.

— Может, ты мне хоть напишешь? — умоляюще попросил Феликс.

— А если письмо прочтет твоя жена? — напрямую спросила Элла.

— Я дам тебе электронный адрес. У тебя ведь есть электронная почта? — Элла кивнула. — Можешь не беспокоиться, твои письма буду читать только я. — Он вынул визитную карточку и написал на обороте электронный адрес. — Давай я подвезу тебя до дому.

Он подвез ее, но Элла на всякий случай попросила высадить ее за квартал от дома. С тех пор они стали переписываться.

Элла написала ему, какую работу нашла себе Юля. Он встревожился не меньше, чем она, но Элла заверила его, что Юля стала более спокойной и работа ей нравится.

Никто из них — и меньше всего сама Юля — не понимал, что именно привлекало ее в новой работе. Вышагивая по подиуму, она бессознательно посылала публике определенный сигнал: «Руками не трогать. На меня можно только смотреть». Именно это ей и нравилось — ощущать дистанцию, чувствовать себя неприкосновенной, недоступной, далекой, как звезда. Это давало ей спокойствие и уверенность в себе.

У нее сформировались странные вкусы. Она полюбила Дженис Джоплин и готова была слушать ее песни часами, а обожаемую матерью Эллу Фицджералд воспринимала с вежливым равнодушием. Случайно увидела где-то репродукцию с картины Джексона Поллока и буквально сошла с ума, стала выискивать в Интернете его картины, старалась узнать о нем все, что только можно.

— Что ты в них находишь? — робко спросила Элла, глядя на немыслимые разводы.

Ответ дочери ужаснул ее.

— Он знал, что такое боль, — сказала Юламей.

Как только первые деньги, присужденные ей в качестве возмещения морального ущерба, поступили на счет, открытый на ее имя, Юля заявила матери, что хочет купить машину.

— Смерти моей хочешь? — грустно пошутила Элла.

— Ой, ну мамочка, ну ты что? Я пойду в автошколу, сдам на права… Буду тебя на работу возить.

— Мы живем рядом с моей работой, — возразила Элла.

— Ничего себе рядом — пять остановок на автобусе! Да еще ждать его сто лет. Нет, я буду тебя подвозить и встречать, и потом, мне ведь тоже на работу далеко! Я за день бываю в пяти местах, и метро не всегда рядом. А на машинке вжик — и я уже там.

— А пробки? Нет, мне эта идея не нравится.

Но Юля была упряма. Она пошла в автошколу и действительно сдала экзамен. Элле ничего другого не оставалось, как примириться с неизбежным. Окрыленная победой Юля купила недорогую корейскую машинку класса «А» ярко-красного цвета. Верная своему слову, она каждый день подвозила Эллу на работу и по возможности старалась заехать за ней по дороге домой, но это получалось не всегда. Иногда съемки или примерки затягивались допоздна, иногда бывал вечерний показ. Элла не роптала: лишь бы дочка была довольна. Юля казалась, по крайней мере, спокойной. По вечерам часто рассказывала матери забавные «случаи из практики». «Случаи» были вполне невинные: как кто-то надел не ту пару туфель или пояс не в цвет, или сбился с такта и смял все дефиле.

На самом деле модельный бизнес тоже, конечно, не был ложем из роз. Между манекенщицами существовала жестокая конкуренция и зависть, но тут Юля окружила себя ледяной броней равнодушия. Она не претендовала на самые «ударные» наряды на острие моды. Ей было все равно. Ее не взяли на ежегодный показ «Русский образ». Так и сказали: «Ну подумайте сами, милочка, ну какой из вас русский образ?» Она повернулась и ушла. Ей гораздо приятнее было провести вечер дома с матерью.

Она подружилась с манекенщицей-турчанкой по имени Салям. Мать у Салям была русская, отец — турецкий бизнесмен. Он был против участия дочери в модельном бизнесе. Она ушла из дому и сняла квартиру пополам с какой-то подружкой. Предлагала Юле, но Юля предпочитала жить с матерью. Этого Салям понять не могла. Глядя, как Юля каждый вечер торопится домой к маме, вместо того чтобы пойти на какую-нибудь вечеринку или презентацию, Салям пожимала плечами:

— Совсем с ума сошла.

Салям была великолепной манекенщицей, в совершенно ином духе, чем холодная, неприступная Юламей. Чувственная, роскошная Салям в любом наряде ухитрялась выглядеть голой. Она говорила только о сексе и мужчинах, мечтала о богатом муже. Тем не менее они дружили, выручали друг дружку, следили, чтобы другие манекенщицы не подстроили им какую-нибудь пакость. А манекенщицы были мастерицы строить пакости. У Салям было больше опыта, она научила Юлю, переобуваясь, всякий раз проверять туфли: не подсыпал ли кто толченого стекла. Работая вместе, они всегда прикрывали друг друга, переодевались спина к спине. Юля рассказала Элле, что у нее появилась подруга, правда, домой ее не звала: знала, что бредившая сексом Салям не понравится матери.