Синдром одиночества

А что касается самой Ирины, то об этом он вообще не задумывался. Его тянуло в эту семью, как ему казалось, из-за простого человеческого желания помогать одинокой молодой женщине справляться с жизненными трудностями.

Он не засиживался у них до позднего вечера. Спешил домой. Там его встречала шумная Дашка. Она бурно реагировала на его приход. Кидалась обнимать его, тянула к себе в комнату. Хвасталась успехами в группе. Там ее хвалили, и она тоже была в восторге от всех.

— Папулечка, у меня появился новый друг.

— И кто же это? — на полном серьезе спрашивал Аркадий.

— Понимаешь, его родители приехали из другого города. Я не помню из какого. Знаешь, он такой храбрый. Прогнал злобного кота, который зашипел на меня, когда мы были на прогулке.

— Да ты что? И как же зовут этого рыцаря?

— Он не рыцарь, он друг. А зовут его Вовка.

Их серьезную беседу прервала Аля:

— Дашенька, дай папе отдохнуть после работы. Да и ужинать уже пора. Пойдемте на кухню.

Но и там неугомонная Дашка не оставляла в покое родителей. Ей до всего было дело, все хотелось знать и обо все рассказать.

Она была самым крепким звеном, прочно скрепляющим их постоянно подвергающийся крушению союз. Дымов старался ничем не огорчать жену. Она, в свою очередь, старалась не показывать глубоко спрятанную неприязнь к мужу.

Их обоюдное стремление сохранить едва тлеющий очаг поддерживалось любовью к этой неугомонной прелестнице. Она была источником их счастья. Ради нее стоило жить вместе, создавая иллюзию прочной семьи.

Это было хрупкое, пусть и призрачное, но все-таки счастье.

Глава 14

Бунтарка

До Аэлиты стали доходить слухи о странной дружбе Аркадия и Ирины. Поглощенная заботами о Дашутке, она не особенно придавала им значения. Привыкла к его волокитству. Ее устраивал уклад их жизни — осознанная терпимость. Без ссор и слез, без выяснения отношений, без претензии на высокие чувства. Они, не сговариваясь, решили посвятить свою жизнь Дашке. И Але казалось, что Аркадий ради дочки не станет обострять или в корне менять ситуацию.

Долго вызревающий нарыв в отношениях прорвался неожиданно. Поводом послужила случайно оброненная фраза:

— Знаешь, мне все завидуют. Говорят, что у меня не жена — золото. Ты — мой надежный тыл. Я абсолютно уверен в том, что ты меня любишь. Ведь так? — Сказано это было как-то небрежно, свысока и почему-то вдруг задело самолюбие Али.

Она взбунтовалась. Взыграло, прорвалось былое кошачье своенравие. А кошки не любят, когда их гладят против шерсти. Устала быть покорной и уютной. Захотелось вдруг доказать, что она женщина, которую можно любить, а не просто упиваться ее верностью и надежностью. При этом свободно изменять ей и не бояться гнева обманутой жены — все стерпит.

Они как раз собирались в гости — встречать Новый год у знакомых. И, как оказалось, напрасно у Аркадия вырвались эти вполне безобидные слова. Они разбудили в Альке горячность, которую она прятала долгие годы жизни с ним. Возмутила его уверенность в своей неотразимости и подчеркнутое небрежение к ней, как к женщине, способной не только любить, но и быть любимой.

Вдруг всколыхнулось желание нравиться, а не просто быть тихой заводью. Вспомнила слова «Женщина без кокетства, что цветок без запаха». А еще сам Дымов любил повторять, что женщине нужны наряды, как крылышки бабочке.

Она была нарядна, она умела кокетничать. И в этот вечер кокетничала со всеми. Но кокетство было намеренным, холодным и скучным — назло мужу.

После боя курантов ушла в другую комнату укладывать Дашу. Ушла от обиды на равнодушие Аркадия, от непонятной злости на саму себя. Сквозь дрему услышала знакомый мужской голос, громкие поздравления, выстрел шампанского.

Это пришел Дмитрий. Димон — душа компании. Весельчак, балагур. Все восхищались неунывающим нравом Дмитрия — сам управляется с двумя сорванцами, мать которых умерла три года назад.

Аэлита остановилась перед зеркалом, поправила прическу, захотелось вернуться к гостям. Веселье было в полном разгаре. Дмитрий пригласил ее танцевать. И пригласил не случайно — она звала его взглядом. И сама удивлялась, неужели сохранилась у нее эта, казалось, давно забытая женская уловка. Понимала, что испытывает на нем свою силу. Получится ли? Получилось.

На ней была прямая юбка, плотно облегающая бедра. Разрез сбоку откровенно открывал ногу выше колена. Уже не худенькую ножку девчонки, но округлую, женственную.

Воздушная крепдешиновая блуза-разлетайка не могла скрыть мягкую округлость плеч и упругость груди. Молодая женщина приковывала к себе взгляды мужчин не столько красотой (красивой себя никогда не считала), сколько обворожительной женственностью.

Рука Дмитрия мягко легла на ее бедро. Лита вздрогнула. Она ощутила свою силу и одновременно — бессилие. Что-то теплое окатило ее всю от этого прикосновения, расслабило. Она властвовала, но и сама была во власти мужчины.