Путешествие оказалось недолгим и приятным, словно увеселительная поездка. В сущности, они пролетели Адриатическое море из конца в конец. Двигаться решили вдоль итальянского, а не балканского берега. Почти в любом месте здесь можно было сесть – и везде открывались новые красоты и удовольствия. Микьель, много лет ходивший вдоль этого берега на катере, знал отличные места, где можно выпить кофе или закусить, пока «Бивер» заправляется. Раз, примерно на середине пути, они остановились в старинном городке, не испорченном туристами, однако богатом кафе и ресторанами – здесь проходил местный фестиваль искусств. После следующего перелета остановились в окрестностях Бриндизи, на «каблуке» итальянского «сапожка», в самом узком месте Адриатики. Этот город, из-за морских коммуникаций с Албанией и Грецией, был более современным и куда более шумным; но Микьель, как оказалось, знал здесь фантастический бар на берегу, стильный и уютный, посещаемый как местными жителями, так и моряками из разных стран. Он находился сбоку от рыбацкого причала, через бухту от доков, где веселые албанские иммигранты заправляли «Бивер». В самолет они влюбились с первого взгляда и засыпали Микьеля всевозможными вопросами, уверенные, что владелец и пилот – он, а не женщина. В иных обстоятельствах Саския не стала бы молчать, но сейчас наслаждалась этой недолгой анонимностью. Никто из них не подозревает, что она – ее королевское высочество принцесса Фредерика Матильда Луиза Саския Нидерландская. Для них она жена или подруга этого крутого итальянского парня, что называет ее просто Саскией. И ей ничего не надо делать. Ни думать на дюжину шагов вперед, ни предвидеть, как отреагируют на каждое ее слово и каждый жест социальные сети. Совсем ничего.
Они сели в баре за столик у воды, и официант поставил перед ними два бокала белого вина и блюдо устриц. Микьель сощурился на сверкающую гладь бухточки, на другом берегу которой виднелись доки, затем сдвинул солнечные очки на нос, взглянул на Саскию поверх них и сказал:
– Эти парни в восторге от твоего «Бивера». И, знаешь, я тоже.
Благодаря Лотте Саския была уже осведомлена о том, что иначе ей бы и в голову не пришло, – а именно, что на английском сленге слово
Как и с любым двойным посланием, здесь следовало проявить осторожность. Вдруг речь действительно только об авиации? Хотя Саския сильно сомневалась. В кабине «Бивера» во время полета шумно, там не поговоришь – так что они с Микьелем в основном поглядывали друг на друга и улыбались; но Микьель всячески давал понять, как ему нравится то, что он видит.
– Тебе стоит учитывать, – сказала она, – что мой «Бивер» – старая и довольно сложная модель. Ему нужно время, чтобы разогреться и набрать скорость. Он непохож на новые модели, к которым, должно быть, ты привык.
– С новыми моделями своих сложностей хватает, – заметил Микьель. – И утомительны, и требуют больших расходов на обслуживание.
Саския задумчиво подцепила вилочкой устрицу.
– Что ж, – сказала она, – «Бивер» принадлежит мне, и мы можем лететь куда пожелаем.
Еще один короткий перелет через Адриатику – и впереди показался Вадан. Он располагался километрах в пятнадцати от гористого побережья Албании и, будь уровень моря немного ниже, сам был бы горой. Солнце стояло еще высоко, и Саския, снизившись, сделала круг над самой высокой точкой острова, чтобы посмотреть, как продвигается работа. Со времени тех фотографий, что присылала ей Корнелия прошлой осенью, здесь многое изменилось. На дороге, зигзагами ведущей к вершине, появился асфальт. Вокруг готового копра стояли аккуратными рядами бытовки. Внушительная гора пустой породы давала представление о глубине шахты. Побывав на Пина2бо, Саския знала, что еще должно здесь быть: желтая пирамида серы, трубы для подачи природного газа и немного поодаль, километрах в двух ниже по дороге, – отдельный комплекс новых зданий, где люди смогут жить и работать хоть на некотором отдалении от звуковых ударов.