– Тогда я пройдусь. Прямо не могу стоять, хочется поскорее все увидеть!
– Здесь вы точно ничего не увидите, – опять вмешался тот мужчина.
– А вы откуда знаете? – Ирка показала ему свои идеально отремонтированные зубки в стиле «вечная молодость».
Иркин стоматолог настоял сделать ей модные зубы «как у десятиклассницы». Свой нормальный передний зуб удлиняется и покрывается сплошной пломбой, на которой прочерчиваются легкие трещинки, зазубринки. Главное, чтобы два передних зуба были длинными, как у зайца, и не съеденными, не отполированными внизу часами жевания. К тридцати пяти годам зубы у всех становятся значительно короче и ровнее, чем выросли когда-то. По одной сфотографированной улыбке легко понять, сколько лет обладателю этих зубов – семнадцать или тридцать четыре. Вот Ирке теперь по зубам можно дать лет тринадцать, как будто у нее только-только сменились молочные на постоянные.
Не дожидаясь ответа общительного пассажира, Ирка вдруг чмокнула меня в щеку и сказала:
– Прогуляюсь, ладно?
– Конечно, иди! – сказала я.
Мне в Ирке всегда нравилась ее удивительная детскость. Так, наверно, вел бы себя… скорей всего, Владик. Пробежаться по залу, посмотреть – что да как… Хотя смотреть в пограничной полосе, кроме как на пять или шесть очередей выстроившихся пассажиров, действительно не на что. Еще прилетел самолет из Германии или Австрии – я слышала немецкую речь со всех сторон. И все стояли в общих очередях.
Когда наступил наш черед проходить паспортный контроль, я стала оборачиваться, в надежде увидеть Ирку и позвать ее. Но так и не разглядела ее в толпе, это было совершенно невозможно. Прилетел, очевидно, еще какой-то самолет, народу прибавилось как будто втрое. Открыли еще несколько окошек, и я надеялась, что расторопная Ирка уже прошла контроль и ждет меня с той стороны.
Смуглый быстроглазый мальтиец забрал у меня паспорт, несколько раз взглянул на фотографию в паспорте и на меня.
– Вы путешествуете в группе или индивидуально? – спросил меня пограничник по-английски, быстро набирая что-то в компьютере. Паспорт мой он пока отложил в сторону.
Я, растерявшись, оглянулась по сторонам. Может, все-таки появилась Ирка? Не вовремя она запропастилась! Как же мне отвечать?
– Мэм? – Пограничник вопросительно взглянул на меня.
– Я путешествую одна, и… еще с подругой, – ответила я.
Он довольно равнодушно кивнул, продолжая искать что-то в компьютере. Да что ж такое… Может, ему что-то не понравилось в моем паспорте? Или визы у нас ненастоящие… Уж больно быстро Ирка это все прокрутила в Москве. Я видела, как у другой стойки туристам отдают паспорт почти сразу. Раз-два и… Вот прошел толстый немец, вот его жена, за ними прошлепал долговязый сын, у которого на спине почему-то справа налево было написано яркой оранжевой краской по-английски «Здравствуйте, дикари! Давайте меняться вирусами!» И следующий турист, только что в нетерпении топтавшийся на желтой линии, обозначающей границу для прилетевших, тоже прошел… Наверно, сразу паспорта отдают европейцам, настоящим европейцам, членам Евросоюза, которые ездят без виз. Ладно. Если ему показалось что-то подозрительным в моей внешности или данных, пусть проверяет, на здоровье. Не думаю, что у нас что-то не в порядке с документами.
– Что-то не так? – спросила я паспортиста, удивляясь собственной смелости.
– Да нет, все отлично, мэм! – улыбнулся тот и, наконец, отдал мне паспорт. – Хорошего отдыха на Мальте!
– Постараюсь, – ответила я, вздохнув с облегчением.
Ну вот, теперь я действительно стою по ту сторону границы! Удивительное чувство! Я не слишком часто ездила за границу, может, поэтому меня так волнует странная условность, придуманная людьми: выйдя из самолета, ты вроде уже и в стране, в которую летел, и еще нет. Нужно постоять на нейтральной земле, потом дождаться, чтобы пограничник взглянул в паспорт и тебе в лицо, решил, что тебя можно впустить в свою страну, и ты оказываешься на самом деле за границей…
Пассажиры нашего самолета уже стояли около транспортера, на который должны были подавать наш багаж. Я снова попыталась разглядеть среди них Ирку. И тут поехали чемоданы. Первый же черный чемодан мне показался моим, но, когда он подъехал поближе, оказалось, что этот раза в два больше и шире моего.
– Еще раз поедут, не волнуйтесь, – сказал все тот же общительный дяденька.
Я таки мельком взглянула на него. Увы. Если он и путешествует один, даже если он и живет один… Есть такие мужчины, у которых нет шансов. (Подумала в тот момент одна очень популярная у мужчин молодая дива, света белого не видящая, бегая по подъездам с карточками…)
– Хорошо, – кивнула я, почувствовав непонятную симпатию к этому дядечке. Возможно, это была просто солидарность одиночества. Я уже поняла, что он нелюбимый, некрасивый, одинокий и всегда таким был.
– Пап! Я один взял! Осталось три! – радостно крикнул мальчик возраста моей Ийки, стоящий с другой стороны довольно быстро двигающейся ленты.
– Гляди в оба! – ответил ему мой сосед.