Синдром отсутствующего ёжика

Что мы знаем друг о друге, кроме стереотипов, подчас смешных и удивительно неточных, не говорящих о главном – о том, что и тем, и другим, и третьим, и под серым небом, и под ярко-голубым так страшно вдруг умереть, и так хочется чувствовать ночью родной теплый бок, и так жалко глупых, беспомощных детей, безудержно несущихся от тебя прочь в поисках своего родного бока, своих собственных ошибок и своих шальных пуль…

Я шла в гостиницу, крепко сжимая в руке карточку. И вдруг остановилась. Вернулась и сняла еще триста евро. Так может, во мне спит хороший, в меру жадный лавочник? И я зря ругаю капитализм? Просто я к нему не приспособилась? Аккуратно положив три бумажки в кошелек, я продолжила путь в гостиницу и свои размышления. Да, все-таки чудеса… Что же мне делать с этими деньгами? И смогу ли я воспользоваться карточкой в России? Надо узнать у Лео или позвонить в банк…

Лео как будто ждал меня. Он тут же с готовностью рассказал мне: деньги я смогу получить в любой стране, в России в том числе. «Credit Swiss Bank» – это один из самых надежных банков мира.

– Откуда вы это знаете? – спросила я Лео.

– Господин Тонини попросил меня объяснить вам, если вы спросите, – очень просто ответил Лео. – Ведь не все это знают. Чтобы у вас не было проблем. Можете посмотреть в Интернете, кстати.

– Ну да, конечно, что это я, в самом деле…

В номере я попыталась собраться с мыслями – слишком уж все неожиданно произошло. Но в голове у меня уже вертелась мысль, отгоняя все остальные: ведь теперь я могу то, чего не могла вчера. Деньги – прах, деньги – пыль, но тем не менее… Я могу обменять нашу квартиру. Или сделать в ней ремонт. Могу так же, как Хисейкин, пообещать Ийке – ты поступишь в тот институт, о котором мечтаешь – если, конечно, есть смысл поступать в институт безо всяких на то оснований, кроме родительских денег. Могу купить машину… Я могу, я могу… Воспитание моих родителей, крепко впитавшееся мне в кровь, либо унаследованные от них гены, тут же запротестовали: и ничего подобного! Деньги – действительно прах. Машину можно завтра разбить, да еще разбиться на ней самой, в большой новой квартире, если Ийка домой не вернется, тебе захочется выть от тоски, про институт Ийкин – ты и сама знаешь…

Да, от себя далеко не уйти. И если подарили мне когда-то родители ощущение, что из всех земных ценностей деньги – самая ненадежная, то с ней я и умру. А сто тысяч… Так ли уж это много – вдруг подумала я. Кардинально жизнь не изменишь. Да, я, собственно, и не хочу ее менять. Свой частный кабинет я открывать не буду. По-прежнему буду жить на мизерную зарплату, но не брошу же я своих детишек, это невозможно. Буду ждать, когда мужчины, распределяющие в нашей стране деньги, сообразят, что все-таки платить нужно не только тем врачам, которые лечат их собственных детей и их самих. В этом Ийка права…

Вот интересно: получить вдруг такую неожиданную сумму, которой я никогда не держала в руках, – разве это не повод порадоваться? Может, хватит грустить и рассуждать о тлене и ненадежности денег и для начала пойти накупить подарков – Ийке, папе с мамой? Себе, наконец…

В конце-то концов – я ведь женщина! Об этом забыли все на свете, и первая – сама я. У меня никогда не было красивой, дорогой одежды. Не было изящной обуви из мягкой кожи. Золотых украшений, нежных легких шуб… Я и не мечтала об этом. Я просто всю жизнь была плохо одета, догадывалась об этом, но совершенно не страдала. Меня радовало и печалило совсем другое.

Но… но почему бы мне сейчас не купить белый костюм, с юбкой до колен и большой шляпой? У кого-то я видела такой костюм. На фотографии в журнале, у шведской принцессы, кажется. Или красное длинное платье… Надену его на папин юбилей. Или нет. Я куплю себе модной одежды. Я еще имею право носить одежду для молодых. Куплю короткие джинсовые брюки, с вышивкой, с заклепками, и легкую тунику, оранжевую или… изумрудно-зеленую, яркую – не бежевую! Тоже вышитую, необычную. И шляпку… Нет, бандану! У меня ровный круглый лоб, мне пойдет цветастая бандана. И большие темные очки – они, кажется, опять вошли в моду. Папа такие очки лет двадцать летом носит – одни и те же…

И еще я куплю шубу. Нет, две… Или три! Две Ийке – и одну себе. Одну ей попроще, когда она будет без меня ходить куда-нибудь. А вторую – прекрасную, короткую, сильно расклешенную – из палевой норки… Мы пойдем с ней в Большой театр – я же могу теперь позволить себе купить билет в Большой театр, – и она с гордостью сдаст свою шубу в гардероб; мы войдем в зал и сядем на первый ряд, Ийка оглянется на огромный зал, сверкающий позолотой, хрусталем и настоящим золотом и бриллиантами украшений, и покраснеет от удовольствия и смущения…