Синдром отсутствующего ёжика

– Грузовики… – я с сомнением посмотрела на огромный руль и толстый набалдашник переключения скоростей. – Не вожу…

– Жалко. Ну, давай тогда спрашивай меня о чем-нибудь. Самое верное. Поехали.

Я кивнула и, внимательнее приглядевшись к водителю, спросила:

– Бывает, что колотится сердце и потом как будто прыгает в груди?

– Бывает… – удивился он. – Ты докторша, что ли?

– Ну да. А в затылке не стучит по вечерам?

– Еще как стучит!

Сна у моего спутника как не бывало. Он рассказал подробно и как у него колотится сердце, и про то, что не может уже пить, как раньше, и как, поругавшись с женой, жил два месяца у друга, тот выпивал каждый день, а он, Василий, тоже хотел бы, да не мог: два дня попьет – три потом отдыхает с валидолом под языком…

Так с разговорами мы доехали до поворота на Строгино, я приготовила заранее деньги, очень предусмотрительно не дотраченные вчера на журналы по садоводству. Василий от денег наотрез отказался – попросил телефон, позвонить, если что с сердцем будет… Я дала ему номер, почти уверенная, что он не позвонит. На прощание он даже пригласил меня отдыхать летом у них в Зарайске – места в доме много, лес и речка Осётр – рядом, старинный кремль можно посетить, и жена у Василия на самом деле добрая, когда тот не пьет… Я поблагодарила и поспешила в сторону поликлиники. Если сейчас подойдет автобус, то даже не опоздаю на прием. Успею еще причесаться и выпить чаю.

По дороге я встретила всех, кого встречать не надо было: главврача, никогда так рано не приходившего в поликлинику, Нин Иванну, маму с молчащей дочкой – они шли заранее, чтобы быть первыми, и еще вдобавок подругу моей мамы, которая тащила с утра пораньше на прием к другому врачу внука. Вот, подумала я, все и увидели, какой я стала свободной и распущенной женщиной. На самом деле, возможно, никто ничего и не понял. Нин Иванна в любом случае думает, что я по ночам выпиваю с любовниками, даже когда я ночь напролет плачу об Ийке. Главврач, увидев меня, как обычно, отвернулся. Может, он в меня влюблен? – вдруг пронеслась у меня мысль. Ого! Вот они, бурные ночки! За десять с липшим лет работы в поликлинике мне ни разу в голову такая мысль не приходила…

Мамина же подруга заботливо осведомилась:

– Сашуня, ты не болеешь, детка? Что-то плохо выглядишь…

В кабинете я наскоро привела себя в порядок, налила себе чаю и позвала за двадцать минут до начала приема мамочку с молчащей девочкой Ксюшей.

На приеме в тот день было столько выздоровевших и заболевающих детишек, что я даже не смогла сделать короткий перерыв, чтобы выйти и позвонить папе Владика, хотя мысль эта не отпускала меня до двенадцати часов, пока не закончился прием. Нин Иванна, как назло, тоже никуда не убегала из кабинета, а при ней мне звонить почему-то не хотелось.

Раза три или четыре за прием кто-то звонил мне на мобильный с неизвестного мне номера. Я была почти уверена, что это звонил Олег. Но что ему сказать, я совсем не знала. Поэтому просто не отвечала. Тем более что Нин Иванна каждый раз вскидывала на меня цепкие глаза, яростно накрашенные толстым зеленым карандашом, и поджимала губы, как будто тоже догадывалась, кто и почему мне звонит.

Когда тот номер определился раз в пятый, я воспользовалась тем, что в кабинете было очень шумно – ворвалась без очереди мамаша за справкой для детского сада, зашла окулист со знакомым ребенком, чтобы я послушала ему бронхи, и разревелся трехлетний малыш, который час ждал своей очереди за дверью, а теперь сидел и боялся меня у мамы на руках, потому что та сказала: «Будешь орать, тетя доктор тебе укол сделает прямо в ухо!»

Я ответила: «Алло» – и сама не услышала своего голоса, зато звонивший наверняка успел насладиться всей какофонией нашего вполне обычного приема. Но из трубки раздался нервный женский голос:

– Алё! Александра Викторовна!

– Витальевна! – поправила я. – Слушаю вас.

– Мне здесь телефон оставили, велели звонить в случае чего, а никто не отвечает.

– Да, да, я слушаю вас, – сказала я погромче и отвернулась к окну. – Говорите!

– Это платный врач?

– Нет, это не платный врач.

– А… – сказала женщина и положила трубку.

Я еще раз взглянула на определившийся номер – да нет, я совсем не знаю такого номера. Ладно, дольше заниматься непонятным звонком было невозможно. Восемь пар глаз смотрели на меня сейчас – кто с ужасом, кто с раздражением, кто с надеждой – что я не буду делать укол и отрезать ноющие уши. Некоторые родители пугают детишек, когда они отказываются лечить нос, ухо, порезанный пальчик, говорят, что придет тетя доктор, то есть я, и что-нибудь им отрежет или сделает самый страшный в мире укол из огромного шприца. И дети иногда панически боятся меня, несмотря даже на мою симпатичную и мирную внешность. Но довольно быстро успокаиваются рядом со мной. Детишек в этом смысле почти нельзя обмануть.