Синдром отсутствующего ёжика

Не знаю, что уж там понял Кротов, но он взял и, ни слова не говоря, объехал с Гришей еще один круг вокруг двора. Когда они подъехали, я с ходу сказала:

– У вас, похоже, колесо прокололось.

Кротов услышал мой тон и совершенно профессионально посмотрел сначала на меня, потом уже быстро на колесо. И опять на меня.

– Да, точно. Очень плохо. Нужно срочно менять. Ну что, друг мой, придется тебе пока слезть. И я тоже не буду на велосипед садиться. Пойду в гараж менять колесо.

Гриша быстро слез и, держась за раму так, что от напряжения у него побелели костяшки рук, ответил:

– И я с вами. – Он догадался посмотреть на меня. – Можно?

Мы переглянулись с Кротовым.

– Давай так, – слегка улыбнулся тот и взял мальчика за плечо. – Я сейчас все быстро сделаю, а потом мы созвонимся с твоей…

– С Александрой Витальевной, – подсказала я, уже чувствуя, что все бесполезно.

– Да, вот именно. И встретимся, и…

Гриша вдруг отошел от него, молча, ничего не говоря, встал рядом со мной и опустил голову. Он не плакал. Владик внимательно смотрел на него и, кажется, теперь собрался плакать он.

Кротов развел руками. Действительно, вот уж он ни в чем не виноват. И я развела в ответ руками. Так и я ни в чем не виновата. А ощущение…

– А ощущение, как будто я всех обманул, – вдруг сказал Кротов негромко и опять посмотрел на меня своим немилицейским взглядом.

– Спасибо за деньги и…

– Я позвоню, – сказал он мне одними губами, и получилось так, словно у нас с ним есть какая-то тайна. Не от мальчиков – от всего мира.

– Я постараюсь прийти в отделение и составить фоторобот, – отчетливо и громко сказала я, чтобы разрушить эту тайну.

Я не хочу попадать в плен ловеласу из районного отделения полиции. А то, что он ловелас, – уже понятно. У обычного оперуполномоченного, малограмотного, грубого, провонявшего дешевой водкой и чужой кровью, не может быть такого мощного, покоряющего взгляда. Этот же все прекрасно о себе знает. Его не портят даже легкие залысины. Он кокетничает, он пользуется своей внешностью, вполне заурядной, кстати, если бы не взгляд. Серые ясные глаза, мохнатые ресницы, легкая улыбка – полный набор местного красавчика. И я тут как тут…

– Постарайтесь, – опять так же, еле слышно сказал Кротов, явно наслаждающийся моим замешательством.

Не видеть его было невозможно – так мне казалось.

Он уехал, а мы пошли с мальчиками в лес. Прошли по берегу реки и поднялись мимо деревни Троице-Лыково в чудом сохранившийся между правительственных дач лесок. Вернее, раньше тут были дачи советского правительства, а кто теперь владеет гектарами прекрасной земли с елями, соснами, вековыми березами в двадцати пяти минутах езды от центра Москвы – неизвестно, мне по крайней мере.

Мальчики шли по разные стороны от меня и оба молчали. Утром я слышала, как они общались между собой, но сейчас Гриша совершенно замкнулся, а маленький Владик, раза два пытался, но так и не смог сам начать с ним разговор. Мы остановились у полуразрушенной деревянной площадки на краю деревни. Пусть они поиграют здесь, решила я.

Часовые прогулки – не лучшее развлечение для маленьких детей. Взрослых такие прогулки успокаивают, а дети неимоверно устают и раздражаются, потому что для них они бессмысленны и скучны. Мне же сейчас было важнее, чтобы обоим мальчикам было хорошо и интересно, чем самой прогуляться по красивому, едва начавшему пробуждаться после зимы лесу. Ароматов и красивых пейзажей и здесь хватает. Можно смотреть, скажем, вон на ту березу, с чуть наклонившимся стволом и легкими нежными веточками…

С возрастом я стала очень любить березы, хотя раньше даже внимания на них не обращала. Березы и березы, их полно было в нашем дворе в Москве и в соседнем пролеске на даче. Хисейкин считает, что вдруг полюбить березки – это первый шаг к ксенофобии, неприязни к другим, чужим, не таким, как ты, людям – с другими глазами, другими волосами, другими деревьями, растущими на их родине. А мне кажется, что ксенофобия тут ни при чем. Мне одинаково жалко и русских, и еврейских, и бурятских малышей, и одинаково раздражают мамаши, независимо от их национальности, если они невежественны, или ленивы, или просто не любят своих детей. А березки… Просто на земле есть какие-то чудеса, нерукотворные и непостижимые для разума. Ведь на земле не растут другие деревья с таким нежным белым стволом? На тополь или на липу не будешь смотреть часами, и прогулка в осиновой роще никак не взволнует и не успокоит. Утром, готовя завтрак, я всегда смотрю на тесно стоящие во дворе пять или шесть березок, и понимаю, что мир прекрасен, несмотря на творящееся в нем.