Синдром Паганини. И другие правдивые истории о гениальности, записанные в нашем генетическом коде

Получив средства, Иванов через парижского коллегу договорился о работе на станции по исследованию приматов во Французской Гвинее (сейчас – Республика Гвинея). Условия на станции были плачевными: обезьяны жили в клетках, не защищенных от капризов погоды. Половина из 700 шимпанзе, пойманных в сети местными браконьерами, погибла от болезней или дурного обращения. Тем не менее Иванов привлек к работе своего сына (тоже с инициалами ИИИ: Илью Ильича Иванова) и начал тысячемильное путешествие туда и обратно по маршруту Москва – Париж – Африка. В ноябре 1926 года Ивановы прибыли в знойную Гвинею, готовые начать свои опыты.

Поскольку пойманные обезьяны были неполовозрелыми (слишком молодыми для того, чтобы забеременеть), Иванов в течение нескольких месяцев проверял мех на их лобках – в тщетных поисках менструальной крови. Между тем свежепойманных обезьян приходилось скрывать вплоть до 14 февраля 1927 года – во избежание вопросов от разгневанных аборигенов. У жителей Гвинеи было строгое табу на спаривание с обезьянами, основанное на местных мифах о монстрах-гибридах.

В конце концов, 28 февраля у двух самок шимпанзе – Бабетты и Сильветты – наконец-то началась овуляция. Назавтра в восемь часов утра к их клеткам подошли отец и сын Ивановы, у которых были шприцы со свежей спермой анонимного местного донора. Кроме того, ученые были вооружены браунингами: за пару дней до того Иванов-младший попал в больницу с укусом. Ивановы не использовали браунинги по назначению только потому, что ограничили свободу обезьян, запутав их в сети. Обезьяны-девственницы метались во все стороны, и ученому удалось поместить сперму только в их влагалища, а не в матки – более предпочтительные к тому места. Неудивительно, что опыт не удался, и через несколько недель у Бабетты и Сильветты снова начались месячные. В течение нескольких последующих месяцев часть подростков-шимпанзе умерли от дизентерии, и в итоге той весной Иванову удалось осеменить только одну самку (под наркозом). Эта попытка тоже провалилась, и в итоге Иванов не имел ни одного обезьяночеловека для доставки в Советский Союз и получения дополнительного финансирования.

Понимая, что нарком просвещения может не дать ему второго шанса, И. И. Иванов начал разрабатывать другие проекты и направления исследований, некоторые из них втайне. Перед тем как покинуть Африку, Иванов поспособствовал созданию первой советской научной станции по изучению приматов. Станция была разбита в Сухуми, на берегу Черного моря, в одном из немногих субтропических районов на территории СССР и в удобной близости от родины советского лидера И. В. Сталина. Иванов также обхаживал богатую эксцентричную кубинскую социалистку Розалию Абреу, владелицу собственного обезьяньего питомника, – в том числе и потому, что Абреу верила, что шимпанзе обладают богатым внутренним миром и поэтому заслуживают защиты. Кубинка сначала разрешила Иванову работать в своем имении, но затем испугалась широкой огласки в газетах и отозвала свое предложение. И у нее были все основания для беспокойства. «Нью-Йорк Таймс» все равно узнала об этой истории, с помощью одного из американских последователей Иванова, обратившегося за финансированием в Американскую ассоциацию содействия развитию атеизма, которая не собиралась держать информацию в тайне. С тех пор об этой истории начали трубить все СМИ. Версия, описанная в «Таймс»[57], побудила ку-клукс-клан отправить письма, предупреждавшие Иванова о возможных последствиях его «дьявольской работы на их стороне Атлантики», «оскорбительной для Бога».

Между тем Иванов находил свою работу слишком дорогой: содержать целый гарем здоровых самок шимпанзе было хлопотно. Поэтому он разработал новый план, вывернув свои идеи наизнанку. Самки у приматов не могут вынашивать детенышей быстрее, в то время как один плодовитый самец может широко распространять свое семя, и такие опыты будут менее затратными. То есть вместо того, чтобы держать несколько самок шимпанзе и оплодотворять их человеческой спермой, И. И. Иванов решил содержать одного самца и осеменять человеческих женщин. Все просто!

Для этого Иванов тайком связался с колониальным врачом в Конго и попросил разрешения на осеменение пациенток. Когда доктор спросил, с какой стати его пациентки должны согласиться, ученый ответил, что им просто ничего не нужно говорить. Это предложение удовлетворило врача, и Иванов помчался из Французской Гвинеи в Конго, где все, казалось, было готово к работе. Однако в последнюю секунду вмешался местный губернатор. Он сообщил Иванову, что тот не может проводить свои опыты в помещении больницы – лишь на открытом воздухе. Обидевшись на это вмешательство, ученый отказался приезжать: он сказал, что работа в антисанитарных условиях поставит под угрозу как весь эксперимент, так и здоровье подопытных. Однако губернатор остался непреклонным. Эту неудачу Иванов назвал в своем дневнике «страшным ударом».