И при этом такая грустная усмешка. Мы оба знали, что это означает: всякие окололитератур-ные кусочники, как шакалы, почувствовали запах наживы и рвали... Рвали, сколько можно урвать, зная, что он не откажет. Отдавать же у нас было не принято. Это как бы налог за успех...
Однажды я вырвался поработать в Переделкино. От входа спросил дежурную, кто здесь "из наших". Оказалось, Рощин с женой. Бросив вещи, тут же к ним направился. Было еще не поздно.
Но на мой стук в дверь они с Катей откликнулись своеобразно.
- Ну, кто там еще? - спросил мужской голос. Это Мишель.
- Ну, раз стучат, значит, кому-то нужно? - Это Катя.
- А я-то при чем? - сказал Мишель.
- А я? Что, я должна, по-твоему, идти открывать?
- Да, кажется, там открыто... Крикни, что там открыто...
- Крикни сам.
Я вошел и застал такую картину: они лежали на двух кроватях, поставленных в разных концах комнаты. На меня посмотрели с любопытством, но никто головы не поднял.
- Значит, приехал? - спросил мрачно Рощин. - Надолго?
- На срок.
Он помолчал и вдруг поинтересовался:
- А выпить-то из дома не догадался захватить?
- Да что-то взял...
Тут они оба подняли головы и одновременно спросили: "Что?"
- Какой-то вермут... - сказал я. - Итальянский. На травах.
- Ах вермут... Ну кто сейчас пьет твой вермут... На травах... простонал Рощин.
- Я пью! - оборвала его Катя. И уже мне: - Тащи свой вермут! Если не жалко.
- Не жалко, - сказал я.
- Тащи, тащи, - передразнил ее Рощин. - Она выдула свою поллитру, и ей, видишь ли, не хватило!
- Сам ее выдул... А я хочу пить вермут! - сказала Катя.
- Не давай ей, - закричал мне Рощин и хихикнул: - Лучше дай мне!
- Фигу тебе, - крикнула Катя. - Я первая попросила!
К тому времени, как сбегал за бутылкой, Катя поднялась, а Рощин остался лежать. Катя приняла прямо у дверей из моих рук литровую бутыль, посмотрела этикетку и, хмыкнув, - "и правда на травах", - налила себе в стакан. Рощин молча смотрел в потолок.
Катя выпила и сказала мне, что это я здорово придумал, что приехал и привез вермут... А они, значит, не рассчитали, сколько взять, и подыхали тут без пития. Даже разошлись... Видишь? По разным углам!
- Ты ей все не отдавай, - предупредил Рощин, вполглаза следя за нашими движениями. - Обрадовалась, что человек с дороги, устал, да? Можно обобрать!
Катя оглянулась на Рощина и милостиво разрешила:
- Отнеси ему, а то он нас сожрет!
- А ты - несъедобная... - отреагировал он. Но приободрился, принял в руки стакан. Приподнявшись, произнес в мою сторону: - Ну, раз такое дело, поздравляю. С заездом... Приезжай почаще!
Выпил, вздохнул и поставил стакан на пол.
- А я сегодня через Солнцево проезжал, дай, думаю, пару бутылок захвачу. Подъехал к магазину, а там очередь больше, чем в Мавзолей! Знаешь, анекдот про трамвай: объявляют остановку: "Середина очереди, следующая винный магазин!"
- Ты говорить-то говори, а стакан верни! - крикнула Катя.
- Так вот, - продолжал невозмутимо Рощин, пропустив ее реплику мимо ушей. - Я поглядел, поглядел, и чего-то меня бес как подтолкнул, громко так и говорю: "Ну, дождались?" И тут, представляешь, вся очередь, голов сто, повернулась в мою сторону, и глаза у всех такие... Ну такие... Я испугался... Вот честное слово! Ведь кинуться сейчас на меня, и разорвут, и затопчут! Я, значит, тихо, тихо назад и смылся... Без вина!
После операции на сердце, когда в Нью-Йорке его прямо с самолета отправили в клинику и вернулся он с этаким крошечным браслетиком на руке, по которому, если он где-то грохнется, должны определить, что с ним делать, куда вести да как спасать, Мишель обитает постоянно в Переделкине. Браслетик, думаю, он уже не носит...
У нас, если грохнешься где, смотреть не станут, а отправят в милицию или в морг. А скорей всего, оставят валяться на месте.
...Проживает он в старом корпусе. После развода с Катей одно время сошелся он с библио-текаршей из нашего Дома, еще молодой, красивой, веселой. Мишеля она любит, но... мучает. То есть поперву мучил он ее, когда хотела она замуж, а теперь она его, когда стало ему худо и оказалось, что никому-то из бывших красоток он не нужен.