Синдром пьяного сердца

Уже и прислониться на ночь некуда; ни на лужок, ни даже на обочину не съехать, тут же увязнешь... Колесим среди лесистых, потемневших под дождем взгорий, сперва в сумерках, потом во мраке, и не видим местечка, где можно было бы приткнуться.

- Только не гоните, - стонет за спиной Люся. - Был у нас один, в темноте гонял... А на обочине трактор... Без света...

За полночь, отчаявшись, мы обнаруживаем узкоколейку, а через нее переезд, но, правда, дороги за переездом почему-то нет.

Будочка, нежилая, под горкой, и далее - ничего.

Это нам сперва показалось, что ничего нет, да и выбора у нас тоже нет. Падаем от усталости, и Георгий даже не вспоминает о кольце.

Отказавшись от привычного ужина, мы натаскиваем травы и ставим палатку. Борис отзывает меня в сторону и шепчет, тыча пальцем за спину, что под боком-то, несколько метров всего... кладбище... Он собирал бурьян и наткнулся на могилу...

- Как бы Люська не узнала, - говорит с тревогой. - Она кладбища не перенесет!

Тьма сгущается, а дождь льет сильней. Хоть мы не из пугливых, но спим беспокойно: откры-тая площадка и это кладбище... Неужто во всем Закарпатье нет для ночевки места, кроме одиноко-го кладбища? А где же водопад Еремчи? Где Телецкое озеро? Где солнечный юг, на который мы так стремились?

К рассвету дождь стихает. Я и Георгий выползаем первыми и босиком по травянистому склону поднимаемся на горку, находим старый заброшенный сад, усыпанный яблоками. Плоды так себе, кисловатые, но мы с удовольствием грызем, а Георгий приступает к очередным каверзам, пытаясь приспособить колечко возле автомашины.

Утром за завтраком открываем остальным тайну стоянки, и Георгий тут же восклицает:

- Ах, вот в чем дело!.. - И с самым серьезным видом повествует, как поднялся ночью по надобности, а тут кто-то из-за будки - в белом... Придвинулся вплотную и глухо так спрашивает: "Как у вас с погодкой?" "Да льет, - отвечает невозмутимый Георгий. - Сплошь дожди..." На что этот, который в белом, утробным голосом произносит: "Нас тоже залило... Ну как после этого жить?!"

- Так и сказал? - ахает Люся. - Как жить? Я бы умерла от страха!

Садовников продолжает:

- Еще пожаловался на сырость. Кости, мол, ломит. Вот мучаюсь, хожу, хоть бы рюмашку пропустить...

- Ну дал бы отхлебнуть из корыта!

- Да мне не жалко... - Георгий пожимает плечами. - Но отвернулся, понимаешь, хвать, а он будто сквозь землю...

Мы покидаем неуютную стоянку, и Георгий шепчет мне на ухо, что колечко-то опять не увидели... Прям у колеса! Ну где еще класть?

- Только не гнать, - бодро кричит Люся из своего уголка. - В газете вон пишут, в горах занесло "Москвич" по мокроте да прямо в пропасть...

Погода прояснела, голубыми просветами-озерцами открылось небо, и машина, как добрая лошадка, почувствовавшая настроение седока, побежала резвей.

Съезжаем с гор в долину и где-то в Молдавии, миновав пограничный столбик, делаем остановку в дубравнике. Сегодня день моего рождения, и мы решаем не торопиться. Люся готовит свое коронное блюдо: капусту с мясом, а Борис ей помогает.

Меня же, в честь такого дня, освобождают от работы, и я ухожу побродить по лесу, солнеч-ному, просторному, как храм.

Вековые дубы мощно подпирают синее небо, в Молдавии оно почему-то особенно синее, а высокая зелень не мешает видеть все окрест - и дальние и ближние буровато-зеленые поля, и шоссе, сизой полоской прорезающее нагретое солнцем пространство.

Возвращаясь, вижу: Люся и Борис возятся у стола, готовят в четыре руки свое фирменное блюдо, а спиной к ним, тут же рядом, Георгий приспосабливает "золотое" колечко - прямо на пеньке.

Пристроит, посмотрит и так и эдак и на расстоянии, чуть не сталкиваясь с Борисом, отскочит, снова переложит, чтобы лучше поблескивало...

Розыгрыш - это искусство.

Однажды мой приятель в техникуме прибил у соседнего курса галоши гвоздями к полу. А в ту пору мы, кроме, пожалуй, сапог, все носили галоши и оставляли в раздевалке. Три десятка пар сверкающих черным глянцем галош... Поздно, все торопятся на электричку и, не нагибаясь, всовы-вают ноги в галоши, чтоб скорей бежать... А галоши-то как приклеенные...

Но за это и поплатились: их главный заводила Ильин запер на замок все наши пальто, соеди-нив между собой через пуговичные петли. Заглянул к нам в аудиторию, спросил, поднимая над головой ключ: "Кто потерял?" Сосчитал до трех и швырнул с четвертого этажа. Когда после заня-тий бросились в раздевалку, все пальто заперты... А ключ за окошком, но разве впотьмах найдешь!

Георгий - флегматик, рассказывает он о себе в несколько замедленном тоне... Сирота, воспитывался в суворовском училище. Училище попалось удачное, над ним шефствовали почему-то евреи Мексики.

Обучали светским манерам, даже музыке. При полном отсутствии слуха Георгий ежедневно мучил скрипку, которую с тех пор не может слышать. После университета преподавал в вечерней школе в Краснодаре историю... Об этом в его фильме "Большая перемена".