Синдром пьяного сердца (сборник)

Он удивился моему вопросу, кивнул, но потом как-то виновато стал объяснять, что он, видишь ли, не привык к большим деньгам и все, что больше трехсот, для него непонятно. И он затрудняется сказать, насколько он теперь обеспечен.

– Я только знаю, что у меня больше трехсот, – добавил он, хихикнув.

– Ну, жена теперь поможет сосчитать, – пошутил я.

– Нет, нет, – запротестовал он и добавил не без удивления, что она такая непрактичная… Даже больше, чем он сам. – И вдруг спросил: – А тебе нужны деньги?

От денег я отказался. Он пожал лишь плечами, произнеся, что все другие берут.

– Я уж не помню, честно, кому сколько дал…

И при этом такая грустная усмешка. Мы оба знали, что это означает: всякие окололитературные кусочники, как шакалы, почувствовали запах наживы и рвали… Рвали, сколько можно урвать, зная, что он не откажет. Отдавать же у нас было не принято. Это как бы налог за успех…

Однажды я вырвался поработать в Переделкино. От входа спросил дежурную, кто здесь «из наших». Оказалось, Рощин с женой. Бросив вещи, тут же к ним направился. Было еще не поздно.

Но на мой стук в дверь они с Катей откликнулись своеобразно.

– Ну, кто там еще? – спросил мужской голос. Это Мишель.

– Ну, раз стучат, значит, кому-то нужно. – Это Катя.

– А я-то при чем? – сказал Мишель.

– А я? Что, я должна, по-твоему, идти открывать?

– Да, кажется, там открыто… Крикни, что там открыто…

– Крикни сам.

Я вошел и застал такую картину: они лежали на двух кроватях, поставленных в разных концах комнаты. На меня посмотрели с любопытством, но никто головы не поднял.

– Значит, приехал? – спросил мрачно Рощин. – Надолго?

– На срок.

Он помолчал и вдруг поинтересовался:

– А выпить-то из дома не догадался захватить?

– Да что-то взял…

Тут они оба подняли головы и одновременно спросили: «Что?»

– Какой-то вермут… – сказал я. – Итальянский. На травах.

– Ах вермут… Ну кто сейчас пьет твой вермут… На травах… – простонал Рощин.

– Я пью! – оборвала его Катя. И уже мне: – Тащи свой вермут! Если не жалко.

– Не жалко, – сказал я.

– Тащи, тащи, – передразнил ее Рощин. – Она выдула свою поллитру, и ей, видишь ли, не хватило!

– Сам ее выдул… А я хочу пить вермут! – сказала Катя.

– Не давай ей, – закричал мне Рощин и хихикнул: – Лучше дай мне!

– Фигу тебе, – крикнула Катя. – Я первая попросила!

К тому времени, как сбегал за бутылкой, Катя поднялась, а Рощин остался лежать. Катя приняла прямо у дверей из моих рук литровую бутыль, посмотрела этикетку и, хмыкнув: «И правда на травах», налила себе в стакан. Рощин молча смотрел в потолок.

Катя выпила и сказала мне, что это я здорово придумал, что приехал и привез вермут… А они, значит, не рассчитали, сколько взять, и подыхали тут без пития. Даже разошлись… Видишь? По разным углам!

– Ты ей все не отдавай, – предупредил Рощин, вполглаза следя за нашими движениями. – Обрадовалась, что человек с дороги, устал, да? Можно обобрать!

Катя оглянулась на Рощина и милостиво разрешила:

– Отнеси ему, а то он нас сожрет!

– А ты – несъедобная… – отреагировал он. Но приободрился, принял в руки стакан. Приподнявшись, произнес в мою сторону: – Ну, раз такое дело, поздравляю. С заездом… Приезжай почаще! – Выпил, вздохнул и поставил стакан на пол. – А я сегодня через Солнцево проезжал, дай, думаю, пару бутылок захвачу. Подъехал к магазину, а там очередь больше, чем в Мавзолей! Знаешь, анекдот про трамвай: объявляют остановку: «Середина очереди, следующая – винный магазин!»

– Ты говорить-то говори, а стакан верни! – крикнула Катя.

– Так вот, – продолжал невозмутимо Рощин, пропустив ее реплику мимо ушей. – Я поглядел, поглядел, и чего-то меня бес как подтолкнул, громко так и говорю: «Ну, дождались?» И тут, представляешь, вся очередь, голов сто, повернулась в мою сторону, и глаза у всех такие… Ну такие… Я испугался… Вот честное слово! Ведь кинутся сейчас на меня, и разорвут, и затопчут! Я, значит, тихо, тихо назад и смылся… Без вина!

После операции на сердце, когда в Нью-Йорке его прямо с самолета отправили в клинику и вернулся он с этаким крошечным браслетиком на руке, по которому, если он где-то грохнется, должны определить, что с ним делать, куда вести да как спасать, Мишель обитает постоянно в Переделкине. Браслетик, думаю, он уже не носит…

У нас, если грохнешься где, смотреть не станут, а отправят в милицию или в морг. А скорей всего, оставят валяться на месте.

…Проживает он в старом корпусе. После развода с Катей одно время сошелся он с библиотекаршей из нашего Дома, еще молодой, красивой, веселой. Мишеля она любит, но… мучает. То есть поперву мучил он ее, когда хотела она замуж, а теперь она его, когда стало ему худо и оказалось, что никому-то из бывших красоток он не нужен.