Читаем Синдром пьяного сердца (сборник) полностью

Ян вытащил носовой белый платочек и, изображая тех самых колхозниц из песни, счастливых от сталинской улыбки, пошел в пляс… В своем нелепом танце, как грек Зорба, отрешаясь от Крыма, от Ялты… От самого себя.

Мы провожали его на дальневосточный поезд, говорили:

– Ты распрощался с пьянкой, с бабьем, с гульбой… Будь мужчиной, начинай жить как люди… И пожалуйста, напиши…

Ян горячо соглашался. Он устал от самого себя, каким он был все эти годы. Мы прямо-таки чувствовали по его настрою, что он, как герои в фильмах, где едут с песнями на целину, на Ангару и на тот же Дальний Восток, устремлен навстречу новой жизни.

У нас в квартире, на стене, появились те самые, прощальные, стихи: «В эту б каюту вернуться скорей, Ян Вассерман, специальность – еврей!» В стихах было то, что не произносилось вслух: он мечтал вернуться обратно.

Примерно через полгода объявился в Москве дальневосточный поэт Илья Фаликов, некрупный, темный, курчавый и в отличие от других поэтов – негромкий.

На вопрос, не встречал ли там, на Востоке, нашего друга Яна, буркнул, нахмурясь:

– Кто же не знает там, на Востоке, вашего Яна!

Такое начало не предвещало ничего хорошего. Но мы все-таки поинтересовались, как прижился… Как он там вообще?

– Лихорадит, – произнес Илья загадочно.

– Яна? Лихорадит?

– Да не Яна, – с досадой отвечал он. – Дальний Восток лихорадит… – И добавил в сердцах: – От вашего друга Яна!

Тут мы и узнали про новую Янову жизнь. Как приехал, как с первых дней, а может часов, вонзился, как нож в жертву, в особую, портовую и лихую, тамошнюю жизнь… Тем более что судно, на которое он направлен врачом, еще долго не прибывало из очередного плавания.


На описание «новояновых» приключений у Фаликова не хватило ни времени, ни запала. Но главное событие года он смог передать: Ян познакомился с дочкой известного дальневосточного журналиста, весьма партийного и уважаемого в крае товарища, охмурил эту дочку и вроде бы даже умыкнул ее, о чем судачил весь город, а ее партийный папа не вынес, слег с инфарктом… Был поставлен вопрос на уровне руководства края о выдворении чужеродного Яна из режимного города и даже отдаче его под суд за развращение малолетней. Но выяснилось, что девице не менее двадцати и наш друг Ян не первый и даже не второй по счету в ее жизни. Сам Ян в это время уже был далеко в море. Где ему наконец удалось начать новую жизнь… с корабельной поварихой. Он называл ее ласково – Брунгильдой. Она была невероятно толста.

К тому времени, как Ян вернулся из плавания, страсти улеглись и партийно-журналистский папа смирился с новым зятем. Да и как не смириться, девица была на каком-то месяце беременности…

Можно было бы порадоваться за Яна, что он, хоть и не без потерь, обрел долгожданный дом. Но это было лишь прелюдией к остальному, без чего жизнь Яна, а затем и всего города и края была бы чересчур пресной.

В те времена Ян вступил в КПСС. Зачем? А бог его знает. Может, для поездок в загранку… А может, и вправду одумался, остепенился под влиянием партийного папы и решил начать новую жизнь, теперь с КПСС…

Виктор Некрасов тут же отбил из Киева (это было до его отъезда в Париж) телеграмму: «Ян, ты сошел с ума, если это правда, я при встрече не подам руки».

Ян в ответной телеграмме отрицал факт вступления, но он соврал своему другу. Наверное, ему было стыдно.

После очередного рейса Ян принял на руки младенца, девочку, и занялся обустраиванием гнезда; он оказался вполне добропорядочным еврейским папой… В то время как жена пустилась во все тяжкие, надолго пропадая из дома. Взбешенный Ян отыскивал ее по кабакам и однажды, не выдержав, бросил, прихватив младенца, и бежал на «запад», в Молдавию.

Девица чуть не покончила с собой, папа опять был в инфаркте… Партия сурово осудила поведение судового врача Яна Вассермана, выдав ему строгана. С работы его погнали…

Все начиналось сначала.


Именно в то время, проскакивая мимо Москвы, Ян остановился у нас и начиркал на стене свои последние стихи:

Я плавал средь морей и льдин,Я плавал средь морей и льдин,У моря видел все оттенки,И все-таки конец один:Домой приехал, сразу – к стенке…

Под лихую пластинку, которую я сохранял на память об улыбке Сталина, он уже не плясал…


Побывав недавно в Ялте, я не встретил никого из наших друзей: кто уехал, а кто, как Саша Марков, спился…

На месте оказался лишь Стасик Славич, даже адрес и телефон не изменились, да он и сам не изменился: рассказывает глуховатым голосом ялтинские новости и упоминает Вассермана. «А он ведь был здесь…»

Незадолго до смерти…. Приехал с дочкой, из Кишинева, лысый, сгорбленный, похож на старичка… Прошел молча по набережной, даже не выпил ничего и уехал.

– Прощаться приезжал?

– Вроде того.

– А он знал, что у него… рак?

– Не мог не знать, врач же!

Перейти на страницу:

Похожие книги