Синдром удава

По протекции давнишнего друга нашей семьи артиста Николая Сергеевича Плотникова я попал на Мосфильм. Кинорежиссер Григорий Рошаль снимал фильм «Семья Оппенгейм» по роману Лиона Фейхтвангера. Главную роль немецкого юноши исполнял молодой актер Владимир Балашов. В роли главного нацистского руководителя — популярнейший актер Михаил Астангов. У меня и еще у одного мальчика были малюсенькие эпизодические роли немецких школьников-шалунов. Мы должны были разыграть между собой сценку потасовки. Под слепящими и палящими прожекторами надо было много раз повторить одну и ту же сцену, много раз пробежать по лестнице вверх и вниз... А когда мы просматривали уже готовый фильм, эпизод, на который ушел полный день, промелькнул на экране за несколько секунд.

Второй эпизод этого фильма до сих пор не могу вспоминать без смеха.

С утра нас, несколько десятков школьников, нарядили в униформу гитлер-югенда, загримировали и усадили в большом зале перед трибуной со знаменами, свастикой и огромным портретом фюрера. Здесь же присутствовали духовные наставники молодежи в коричневой униформе, с красными нарукавными повязками со свастикой. У них были совершенно зверские лица (подбирали их специально или так загримировали — не знаю). Помреж объяснил нашу задачу: при появлении главного фашиста (Астангова) мы должны были все вскочить и приветствовать его криками: «Хайль Гитлер!» с вытягиванием вперед правой руки. Немного потренировались — получалось у всех просто замечательно. Потом, когда главный фашист будет произносить речь с трибуны, мы должны были вдохновенно слушать оратора, пожирая его глазами, и разражаться неистовыми аплодисментами и овациями по условному сигналу. Все это у нас тоже получилось сразу и великолепно. Какая-то помощница режиссера заявила, что мы все готовые актеры. К середине дня мы успели изрядно взмокнуть, а «главный фашист» все не появлялся (кажется, знаменитый Астангов задерживался в театре на репетиции). Нервничали помощники, негодовал сам Рошаль. Нас на время отпустили, дали передохнуть. По ходу действия было несколько ложных тревог. Рошаль уже вслух произносил непроизносимое, а в массовке подробно передавали, как именно выругался режиссер, кажется, больше прибавляя от себя... Астангов явился к концу дня. Рошаль не успел раскрыть рот, как «обер-фашист» сам обрушился на него, будто это Рошаль опоздал, а он прождал его целый день на морозе. Артист все больше распалялся, дошел до крика и во всеуслышание сообщил, что вообще отказывается от роли!..

Рошаль начал уговаривать разволновавшегося артиста: дескать, Миша, дорогой, не волнуйтесь, ну чего не бывает в театре, в кино и в промежутках между ними. «Обер-фашист» и главный режиссер даже крепко обнялись. Астангов сразу успокоился и пошел гримироваться. Нам объявили трехминутную готовность, которая продолжалась около часа. Еще несколько раз прорепетировали вставание и приветствия. Все застыло в напряжении. Осветители включили свет! И вот он появился в безукоризненном мундире, с моноклем в глазу. Раздались команды: «Мотор! Камера!»... По команде мы дружно вскочили с мест и охотно гаркнули вражеское приветствие. Было сделано еще два дубля. Только-только раскочегарились снимать дальше, но тут выяснилось, что Астангов не успел выучить текст речи. Рошаль только попытался выразить ему свое недоумение, как Астангов снова и еще более яростно накинулся на него, и как-то так получилось, что Рошаль кругом виноват и должен его успокаивать.

— Хорошо, хорошо, Миша! — клокотал режиссер. — Говори, что хочешь. Только темпераментно! Как только ты умеешь! Текст речи запишем отдельно. Потом! — а сам уже заискивал перед ним, даже хихикал.

Все это было для меня удивительным и невиданным уроком компромисса, приспособления, бури и игры.

Снова раздалось: «Мотор! Камера!..» Астангов подошел к трибуне, великолепно взошел, вздернул руку в приветствии и в наступившей мертвой тишине громко, с осатанелым пафосом произнес:

— Бу-уря мгло-ою не-бо кроет!.. Вихри... снежные крутя!..

Изнуренный томительным ожиданием зал взорвался дружным гомерическим хохотом...

— Сто-о-оп!! — заорали со всех сторон, и дюжина проклятий обрушилась на наши фашистские головы.

Весь эпизод пришлось повторить сначала, но с первыми словами: «Буря мглою...» — мы уже не в силах были сдержаться, хохотали с нарастающей силой и портили дубль за дублем. Съемка удалась только на четвертый или пятый раз, и то лишь, наверное, потому, что Астангов уже ничего не произносил, а только беззвучно раскрывал и закрывал рот, величественно размахивая руками.

...Потом был фильм «Александр Невский». Есть в нем такой эпизод: молодая русская красавица вступает в народное ополчение, чтобы сражаться за святую Русь. Она просит дать ей меч и помочь надеть кольчужку, что мы, исполнявшие роли ополченцев, и делаем с большим воодушевлением — уж больно мощная была красавица!