Синдром веселья Плуготаренко

Без смеха своего человек стал неузнаваем. Во всяком случае, для Алексея Сергеевича и Татьяны. Сидел за столом, опустив взгляд, ковыряя вилкой какую-то еду. Наталья тоже не поднимала глаз. Не могла взглянуть на супругов. Она-то видела не раз все эти внезапные перемены инвалида. Господи-и! Кого пригласила к ним! Кого втащила в их дом! Своими руками. С его коляской. Буквально! Даже вытирала тряпкой грязь с колёс. Пока инвалид чуть не выпрыгивал от радости из коляски. Неумолчно приветствовал хозяев. Ошарашенных хозяев. Мужа и жену. Гос-по-ди-и!

Алексей Сергеевич всё не терял надежды вытащить инвалида на нормальный разговор, просил показать камеру, с которой тот работает. Говорил, что и сам когда-то неплохо фотографировал.

Под ждущими взглядами Плуготаренко нехотя перекинул себя в коляску. К перемётным сумам её. Вроде китайского ходи к своему товару. Молчком достал завёрнутые в бумагу альбом и духи и просто протянул Наталье, сказав: «Это вам от меня». Опять запустил руку в брезентовый мешок и вытащил камеру для Алексея Сергеевича. Дескать, а это – вам.

Пока Круглов знакомился с зеркальным фотоаппаратом «Зенит», вернулся за стол, крутил за ножку фужер. Фужер с ситро. Толстой именинницы рядом как будто и не было. Внимательно смотрел на другую женщину, беременную, сидящую напротив, напрочь забыв, как её зовут. Галей, кажется. Или Женей? Иногда женщина вставала за чем-нибудь и сразу превращалась в худенького попика в рясе. С пузцом. Муж её продолжал копаться в фотоаппарате. Плуг удерживал его боковым зрением. Всё ждал от него вопроса главного – об Афганистане. (Ну как же – хирург, военврач.)

Однако хирург, вернувшись за стол, наливал в рюмки и всё восхищался фотоаппаратом. Но Пулуготаренко понимал, что врач просто притворяется, и сейчас вопрос непременно последует.

Потом Плуготаренке предложили пирожки с луком и яйцом. Которые испекла якобы Наталья. Плуготаренко взял с тарелки один. Даже не прикоснувшись к своей рюмке, послушно стал есть.

Не замечая за собой ничего странного, он взял второй пирожок, потом третий. Сосредоточенно, ни на кого не глядя, жевал. Всё куда-то отодвинулось, мысли его перешли на восточный базар на окраине Кабула, по которому с Генкой Лапой однажды бродили от нечего делать. На раскинутых пыльных тряпках на земле громоздились горы арбузов, как бомбы были сложены дыни. Старики-торговцы сидели без всяких – прямо на земле. Как сохлые красные перцы. Тогда они с Лапой съели по дыньке, и всё обошлось. Через два дня, опять в увольнении, на этом же базаре они съели по чебуреку со странным привкусом стеарина. Торговка, протягивая чебурек, прикрывала старую морду чёрным платком. Даже не дошли до роты – согнулись от боли. От боли в желудках. Оба, одновременно. Они ничего не могли понять. Приступы боли накатывали волнами, гнули к земле, скрючивали. В расположение вошли оба безумные, уже чуть не падая. Их тут же засунули в уазик, помчались с ними в санчасть. Всю дорогу санитар Володя Бег костерил их последними словами, заставляя пить какую-то дрянь. После которой они, прямо на ходу, высовывали морды из окон и блевали. В санчасти им сразу промыли желудки, положили под капельницы, тем и спасли. Как узнали потом, несколько ребят с оружием бросились на базар, но торговки с чебуреками и след простыл…

Плуготаренко всё жевал пирожки. По-прежнему ни на кого не глядя.

– О чём задумался, Юрий Иванович? – назвав на «ты», спросил его, наконец, Алексей Сергеевич.

Плуготаренко вздрогнул:

– Извините. И, правда, задумался. – Увидел в своей руке пирожок. Отложил.

И вдруг сказал:

– А давайте я вас поснимаю! – Он опять стал прежним: радостным, смеющимся. Он уже командовал, где кому и как сесть. Он постоянно перекидывал себя в разные места. То за стол, то снова в коляску, безжизненные ноги его летали за ним как плётки. Он нисколько не смущался этого. Он опять забыл, что инвалид. С камерой он торопливо выбирал нужную позицию для съёмки.

Когда снимали его самого (работал уже Алексей Сергеевич), он перекинул себя на диван и смело подгрёб к себе двух женщин. Худенькую и толстую. Но с восторгом смотрел только на толстую. И на проявленной потом фотографии было видно, кого он любит, от кого он без ума.

Расходились в полдвенадцатого ночи. По лесенке первого этажа инвалид спускался рывками. Фактически сам. Длинной цепкой рукой он хватался за перила, помогая себе рычагом коляски. Алексей Сергеевич только придерживал, подстраховывал, удивляясь ловкости инвалида.

Удивлены были не меньше и Наталья с Татьяной – да такой сильный краб заползет не только на первый – на десятый этаж! Где бы Наталья ни спряталась! Лишь бы были перила. Было бы за что хвататься ему и выдёргивать себя наверх.

Радостный инвалид выехал в звёздную ноябрьскую ночь. Раскатывал, прощался с новыми знакомыми. Наталья хмуро стояла в лёгкой дохе с просторным воротом. Как будто c висящим удавом на груди. Она собралась инвалида проводить.

Глава девятая

1