Синдром войны

От Дома культуры до средней школы № 2 было рукой подать. Полковник Доревич недавно вернулся с совещания, на котором учинял разнос подчиненным, и еще не успокоился. Длинный, как водонапорная башня, лысоватый, с выпуклыми глазами, он сидел на жесткой кушетке, вертел в руке пульт дистанционного управления и брезгливо таращился в телевизор.

Вещал украинский канал. Проходило бурное собрание Верховной Рады. Депутат с трибуны потрясал кулаком, клеймил проклятых террористов и их российских хозяев.

– Наслаждаешься, Василий Сергеевич? – Подполковник Зимаков усмехнулся. – Смотри-ка! – удивился он. – Этого горлопана уже вытащили из мусорного бака?

– Его туда еще не посадили, – отмахнулся Доревич и приглушил звук. – В интересное время живем, Александр Григорьевич. Вспомни, два года назад главной новостью был грядущий конец света. Замечательное было время. А что сейчас? Представляешь, что отмочили эти избранники? Полная экономическая блокада Донбасса, никаких финансовых перечислений – пенсий, зарплат бюджетникам. Как хотите, так и крутитесь. А то, что люди десятилетиями платили налоги Киеву, – это никого не волнует.

– Согласен, Василий Сергеевич. Восторжествовала историческая несправедливость. – Комбат с интересом уставился на полковника, который извлек из тумбочки початую бутылку горилки, пустой стакан, после чего перехватил взгляд Зимакова.

– Плеснуть каплю?

– Плесни, Василий Сергеевич, – согласился комбат. – Надеюсь, небеса не разверзнутся, и ночью воевать не придется. Во всяком случае, нам с тобой. Слушай, тут такая проблема. Не стал по телефону…

– Докладывай. – Полковник нахмурил брови и отставил бутылку. – Мог бы сразу сказать, что по делу.

Он хмуро слушал, барабаня пальцем по подлокотнику кушетки, потом недоверчиво помотал головой и сказал:

– Испорченный телефон какой-то. Старик что-то увидел, сообщил сыну, тот – тебе, ты – мне. Но я понял тебя, Александр Сергеевич. Давно имелось беспокойство по поводу этой Степановки. Уж больно лакомая позиция для установки дальнобойной артиллерии. Может, заблудились хохлы? – Он с надеждой глянул на заместителя, поджавшего губы. – Случайно забрели в Степановку, утром уедут?

Комбат сухо проговорил:

– Черта с два они заблудились, Александр Сергеевич. Замышляют что-то укропы. Это разведывательный взвод. А завтра в Степановке нарисуется полноценное войско, и хрен ты его сотрешь.

– Да понял уже, что не случай их туда привел. – Доревич поднялся, погрузил руки в карманы, принялся широким шагом мерить директорский кабинет, потом остановился, уставился на комбата. – Кто у тебя из толковых остался? Не всех повыбили? Надеюсь, понимаешь, Александр Григорьевич, что требуется полноценный спецназ? Этот, как его… – Доревич защелкал пальцами.

– «Этот, как его» сегодня вернулся с задания, Василий Сергеевич, – заявил Зимаков. – Капитан Стригун. В Мурге на двух БМП навел небольшой шмон. Задание выполнил, отделался одним раненым. Сейчас спит с чувством выполненного долга.

– Так разбуди, – сказал полковник. – И на новое задание с тем же чувством. А если без шуток, Александр Григорьевич, то дело серьезное. Шума не надо, хватит одной БМП. Надо незаметно подобраться к противнику, без особого шума ликвидировать группу, взять пару языков – желательно офицеров – и хотя бы одну БМД. Утром вернуться. Операцию провести быстро, чтобы укры не успели сообщить в Реман, что подверглись нападению.

– Но если противник поймет, что их разведку ликвидировали… – задумчиво начал Зимаков.

– Конечно, поймет и не полезет на рожон, очертя голову. Выполняйте, Александр Григорьевич! Поднимайте свой сонный спецназ. И давайте без рекламы. О предстоящей операции должен знать только узкий круг лиц.

– Галка, ты супер! – Алексей в изнеможении застыл на спине.

Этой сексапильной чертовке с блестящими в темноте глазами удалось сделать с ним то, что не вышло у украинцев – убить целиком и полностью. Кушетка, застеленная стареньким бельем, промокла от пота. Сердце колотилось как паровой молот.

– Да, я супер, а еще умею классно делать уколы, – прошептала Галка, тридцатитрехлетняя медсестра из стационарного госпиталя, работающего на базе единственной городской больницы.

В отличие от Алексея, тяжелый день уморил ее не полностью. Она улеглась на него и уставилась с таким выражением, как будто он что-то не завершил.

«Нет! – мысленно взмолился Алексей. – Больше не могу, завтра война, завтра в поход!»

Он приходил к ней почти каждую ночь, если, конечно, служба позволяла. Бывшая процедурная, переделанная в комнату отдыха медперсонала, превращалась в гнездо любовных утех. При желании Галка могла найти кого угодно, с ее внешностью это не было проблемой, но почему-то запала на капитана Стригуна. Да и его тянуло к этой смешливой темноволосой женщине с блестящими глазами, за которой до Алексея без успеха увивался чуть не весь батальон, включая командование.

– Может, поженимся после победы? – однажды предложил он Галке.

Та задумалась, нервно рассмеялась, затем заплакала, потом со злостью проговорила: