Sindroma unicuma. Finalizi

Проклятье! Ну, почему мышка не ответила на его звонки? Почему не нажала на одну-единственную кнопку?

И теперь не видит его. Смотрит и не видит. Как слепая.

Смеется для крепыша-коротыша, очаровывает жирных боровов и старых козлов, улыбается похотливым липким взглядам, раздевающим её.

Руки сжались в кулаки, когда обрюзгшая рожа сально улыбнулась его девочке.

Разве не видишь, что это мишура, пустое? Обернись же, взгляни! Больно и мне, и тебе. Нам обоим.

Не видит. Смотрит и не видит.

Завибрировал телефон, поставленный на беззвучку.

— Это я, — сообщил Макес. — Выдвигаемся в "Вулкано" за полчаса до полуночи, чтобы без давки. Едешь?

— Нет.

Ему нужно придумать, как поговорить с мышкой сегодня, ибо завтра будет поздно. Она не только не видит — она не услышит его. Не захочет слушать.

— Как знаешь, — протянул разочарованно Макес. — Сегодня желающих выше крыши.

— Ладно, бывай, — сказал Мэл и, отключившись, сунул телефон в карман пиджака.

Развернулся к своей спутнице и сел рядом, лицом к толпе, чтобы смотреть, как слюнявые рты целуют руку его девочке. Руки с побелевшими костяшками свело судорогой — придется разжимать кулаки клещами.

Ледышка отпила из бокала.

— Надолго мы здесь уселись? — спросила с величием королевы. Ничего не скажешь, стальная выдержка.

— Навсегда, — отрезал Мэл. — Хочешь — иди.

Ледышка промолчала. Он понял бы и принял, если б она вспылила, устроила истерику, обвинила, ударила, в конце концов. Ведь их общение могло быть более терпимым, насколько это возможно. Но Ледышка на то и была Ледышкой. Мэл никогда не понимал её и не чувствовал того, что скрывалось за застывшей, замороженной маской его спутницы.

— Хочу выпить, — вскочил, когда его девочка рассмеялась над шуткой усатого субтильного хлыща, и двинулся на поиски ближайшего официанта.

Неплохо бы промочить горло и решить, как вытащить ее из толпы.

Нужно обдумать. Самому не подойти, потому что пасут "особисты". Попросить Мака или Дэна? Она поймет, с какой стороны дует ветер, и тем более не станет слушать. Дождаться, когда отправится в дамскую комнату? Должна же пойти, ведь пьет, не переставая. Ослеп, что ли, ее кавалер? Ну, попадись она Мэлу! Он обязательно надерет своей мышке хвостик за выхлестанное без меры шампанское.

В углу, за колонной, обнаружился хороший обзор. Никто не мешал ненужным любопытством, и не пришлось тянуть шею, чтобы без помех любоваться своей девочкой, — её стройными ногами под ужасно коротким платьем, пленительной улыбкой, — и слушать звонкий смех колокольчиком. А стайка вездесущих бабочек? За их порханием можно было следить часами, позабыв о насущном. И саму ее, похожую на экзотическую яркую бабочку, хотелось спрятать, укрыть руками от завистливых и жадных взглядов.

Мэл запоминал каждого, кто, по его мнению, нездорово дышал к его мышке, и первым в списке значился накаченный крепыш — чемпион.

— Ты что вытворяешь? — налетел Севолод из ниоткуда и стер рукой отражение на стене, разрушая specellum[4]. — С минуты на минуту здесь появится охрана! Хочешь, чтобы и тебя загребли?

— Пошел ты. Без тебя разберусь, — ответил грубо Мэл.

— Что ты себе вообразил, сопляк? Сколько выпил? Вставай! — Севолод рванул племянника за лацканы пиджака, принуждая подняться. — Сегодня черт-те что творится! Более двухсот случаев вис-возмущений! Рубля в ярости! Наделил Кузьму особыми полномочиями и повелел хватать виноватых без разбору, вменяя попытку покушения на высшее государственное лицо. Хочешь стать политическим?

— Чихал я на твоего Рублю, — оторвал его руки Мэл. — Трижды чихал и высморкался.

— Сейчас ты развернешься, щенок, и пойдешь отсюда, — сказал тихо и зло Севолод, оглянувшись, не привлекла ли перебранка внимание гостей. — Нет, ты полетишь быстрее стрелы.

— За отца переживаешь? — сорвался Мэл. — Да на*рать мне на него! И на вашу вонючую политику на*рать! Пусть сажают, мне по фигу.

— А о матери ты подумал? — спросил Севолод, приблизившись вплотную, лицом к лицу. — Что у тебя с рукой? — заметил ладонь, перевязанную платком, пропитавшимся кровью.

Что с рукой? Ничего интересного. Всего лишь треснул бокал, сдавленный, когда крепыш поцеловал его девочку в щеку.

— Не твое дело, — буркнул Мэл. — Отцепись. Уже ухожу. Доволен?

— Молокосос, — процедил родственник. — Сваливай отсюда. Дома поговорим.

— Плевал я на то, чтобы с тобой трепаться! — взорвался утихомирившийся было Мэл.

— Иди уже! — простонал Севолод, подталкивая племянника. — И отвези девушку домой. Не разочаровывай мать.

Мел не ответил и пошел краем зала, навстречу людскому течению.

— Господа! Тише, господа! — донесся за спиной голос Севолода. — Произошло недоразумение…

Снова завибрировал телефон в кармане пиджака. Чтобы ответить, пришлось орудовать левой неповрежденной рукой.

— Ты где? — поинтересовался Макес.

— В зале. Говорю же, никуда не еду.

— Кого пасешь? — спросил насмешливо товарищ. — Она уже шубку надела и перчатки натягивает.

— То есть? — похолодел Мэл, оглядываясь по сторонам и выискивая свою мышку. Упустил. Прошляпил.